Нет, смех, конечно, дело хорошее, но как прикажете вести с ними «конструктивный диалог», если я по-грузински только и могу, что послать по матери? А остальные, включая Никитина, этот язык знали разве что на уровне песни «Где же ты, моя Сулико», то есть, проще говоря, не знали вообще…

В этот момент сквозь рычание работающих на холостых оборотах моторов в отдалении треснул одинокий пистолетный выстрел. Я увидел, что к нашим танкам бежит еще одна маленькая фигурка в серой шинели, размахивающая неловко зажатым в левой руке пистолетом.

Когда неизвестный подбежал поближе, он оказался запыхавшимся пацанчиком лет двадцати в сдвинутой на затылок ушанке, с одиноким кубарем младшего лейтенанта на защитных петлицах великоватой шинели. Кисть его правой руки была неумело перевязана окровавленным бинтом, видимо, поэтому он и держал свой «ТТ» в левой.

– Куда?! Суки!! Оглоеды!!! – что есть мочи орал младший лейтенант, подбегая все ближе к нам и обращаясь явно к своим подчиненным: – Чурки деревянные!!! Понабрали бабаев в Красную Армию!!!

Его подчиненные реагировали на эту ругань удивительно тупо, словно стадо баранов. Они явно поняли, что негодующие крики обращены к ним, и дружно повернули головы в сторону бежавшего командира. Но по их лицам было видно, что при всем при этом они не понимали ни слова.

– Чего шумишь, младшой? – вопросил я, когда неизвестный младший лейтенант добежал до нашего «КВ» и, опустив пистолет, остановился, пытаясь отдышаться. От него шел пар, словно от загнанной лошади.

– Как не шуметь, – ответил он немного погодя. – Воинская часть, мля, одни грузины и осетины… Не понимают, лядь, ни меня, ни друг друга…

– Что за часть? – спросил появившийся из башенного люка вслед за спустившейся на броню Татьяной капитан Никитин. При виде стоящей на надгусеничной полке в своем утепленном комбезе и сдвинутом на затылок танкошлеме воентехника Шевкопляс горские мачо слегка оживились. Младший лейтенант тоже посмотрел на нее как-то по-особенному…

– Виноват, товарищ капитан, – ответил юнец, отдавая честь раненой рукой и морщась при этом. – Сводная 109-я маршевая рота семь часов назад прибыла в Керчь с Тамани. Следовали в распоряжение командования 404-й стрелковой дивизии в качестве пополнения. Командир роты младший лейтенант Безклубнев!

– И где ваша рота?

– Все, кто остались, по-моему, здесь. По крайней мере, те кто побежал в эту сторону…

– А взводные?

– Да было два сержанта. Только делись куда-то… Хотя они тоже по-русски не бельмеса…

– И откуда, если не секрет, такой шикарный личный состав?

– Так это же все Закавказский фронт, части, которые вводили в Иран, да свежие призывы. И все сплошь местные джигиты, мать их. И я так понял, товарищ капитан, – у них там чуть ли ни в каждом ауле свой диалект…

– А чего бежите?

– Следовали пешим порядком, колонной. Нас обогнали наши танки, следом двигался какой-то обоз. А потом впереди пошла стрельба, и откуда ни возьмись – немцы! Танки!!

С этого момента речь младшего лейтенанта Безклубнева стала бессвязной и истеричной.

– Где именно? – уточнил Никитин.

– Впереди, километрах в двух-трех, там проселочная дорога. Они наши танки побили и пошли, кажется, в направлении Керчи.

– Сколько?

– А черт его знает. Виноват, не успел сосчитать. Думаю, с десяток, не больше.

– Какие именно были танки?

– Не знаю. Я таких раньше не видел. Низкие, угловатые, серые. Но точно не легкие…

Судя по тому, что этот Безклубнев был из пополнения, то есть явно только что из училища, он сильно покривил душой, поскольку до этого момента вообще никаких немецких танков не должен был видеть, разве что на картинках…

– Немецкая пехота вместе с танками была? – спросил Никитин.

– Никак нет! Пехоты точно не было!

Собственно об этом можно было и не спрашивать. Если бы танки сопровождала хоть какая-то немецкая пехота, она перестреляла бы этих бегущих вояк, как курей. Чисто из охотничьего азарта…

– Обрадовал, – сказал капитан задумчиво. – Тогда мы пойдем вперед, а вы можете следовать за нами. Садитесь на броню, будете вроде танкового десанта. Все равно в той стороне, куда вы побежали, нет ни наших войск, ни мест, где можно укрыться. Просто в берег моря упретесь…

Вслед за этим капитан и Татьяна влезли обратно в башню танка, а Безклубнев исключительно при помощи ненормативной лексики (похоже, основной смысл простых слов и неопределенных глаголов, которые, по слухам, достались русскому языку от татаро-монголов, все-таки способен дойти до человека любой национальности, особенно в экстремальных условиях) и личного «ТТ» сумел как-то втолковать своим подчиненным, чего он от них хочет. Во всяком случае, его бойцы достаточно быстро залезли на оба наших танка и даже ухватились за доступные выступающие железки, чтобы не упасть при движении. Те, кто не поместился на танках (а таких набралось человек пять), разместились в кузове «ГАЗ-ААА».

После этого мы поехали дальше.

В мутноватом триплексе замелькал все тот же уже привычный зимний пейзаж. В относительном спокойствии, сдирая широкими траками с земли тонкий слой снега, мы прошли километра три.

Потом навстречу нам неожиданно выбежала предельно напуганная лошадь с оборванными постромками и фрагментами упряжи на шее. А дальше я увидел в смотровую щель дорогу со свежими неглубокими гусеничными колеями и воронками от снарядов. На обочине стояло две подводы с убитыми и упавшими прямо в упряжке лошадями, еще одна подвода лежала чуть в стороне (возница, оценив опасность, явно погнал лошадей куда подальше, но явно не успел) на боку, выпавшие из нее мешки (судя по их виду – с крупой или мукой) рассыпались по слегка подмерзшей грязи. Между телег вперемешку с убитыми лошадьми полегло в неестественных позах с десяток трупов – все наши, в шинелях и ватниках. В их сторону явно пустили пару торопливых пулеметных очередей, но методично выкашивать всех подряд не стали – явно торопились. Иначе этот Безклубнев со своей оравой до нас просто не добежал бы.

Похоже, в шинелях и с полной выкладкой были бойцы роты Безклубнева, а в ватниках – обозники. Меня удивило, что некоторые обозники были в пилотках, это в декабре-то месяце! В снег зарылось несколько потерянных убегавшими пехотинцами винтовок, патронные цинки и пулеметные коробки. Поодаль лежал и сам пулемет – разобранный на две части (отдельно лафет, отдельно – ствол) «максим». Похоже, как его несли, так и бросили, легко и непринужденно. В отдалении, слева за дорогой, горели три наших легких танка – «Т-26» с конической башней и два «Т-60», которые полыхали особенно весело, словно скирды сухой соломы. Из башенного люка «Т-26» свисало нечто похожее на обгоревший манекен, а возле одной «шестидесятки» лежал на снегу убитый, в грязно-синем комбинезоне и танковом шлеме.

Мы остановились, и шашлычно-хинкальный «десант» Безклубнева резво запрыгал с брони на землю.