кости в районе локтя, и я кривлюсь. — Не вынуждай меня применять силу. Быстро отработаешь и гуляй. Сама же не отказалась от моего присутствия…

Он не договаривает, потому что вслед из-за потерявшейся бдительности прилетает удар кулаком прямо в глаз. Отшатывается, матерясь и хватаясь за глаз, стонет с шипением от боли, делая себя таким беззащитным. Он пытается схватить меня за волосы, я приседаю и заряжаю ногой ему по достоинству. Его даже назвать нельзя сокровенным. Никто не оборачивается на маленькую сценку. Бранные слова не заставляют себя ждать, от этого я только больше распаляюсь. Дырокол. Терпеть не могу тех, кто использует девушек ради прихоти, словно маленький ребенок, что захотел купить себе игрушку, а затем обменяется с кем-нибудь на другую.

— Я предупреждала, — щелкаю языком, мягко хлопаю его по голове и, развернувшись, с гордо поднятой головой удаляюсь. Как я еще выстояла на каблуках.

За столом девочки встречают меня громкими овациями. Притворно наклоняюсь, чуть не упав, принимая поздравления, машу невидимой публике и усаживаюсь на место, с чаянием вздохнув. Головокружение уступает аппетиту. Они успели заказать еще напитки, так что приникаю опустошить еще пару текил. Сонливость отпадает, на замену выходит сама стойкость, будто я не выпила десять шотов, пять текил, два виски и один секс на пляже. В сумме восемнадцать напитков. Батюшки, я должна была уже отключиться.

— Кому не расскажу, никто не поверит. Твои тренировки идут тебе на пользу. И фигуру поддерживаешь, и парней отпугиваешь. Браво! — Рукоплескания осыпают меня. — Ты — звезда из Голливуда. На тебя успевают только засматриваться, а ты легко дала понять, что шли бы они к своим мамочкам и плакались ей.

— Научишь меня пару приемщикам? — щебечет Настя и прикусывает со зверской жестокостью нижнюю губу.

— Обязательно. Покажу, как н-н-надо ставить на место измен-н-н-ников.

— Ох, тогда и мне придется с тобой подраться.

— М-мы все знаем, что из этой войн-ны…выйду я победителем, — развожу руками, и клокочущее смеемся.

Позже девочки удаляются в уборную, оставив меня охранять вещи и, конечно, алкоголь. Беру черную сумочку, открываю ее и достаю телефон. Яркость экрана жжет глаза, отчего ругаюсь, и кое-как стараюсь провести точку по диапазону. Твою мать. Руки меня совсем не слушаются. Справившись с мелочью, проверяю время (двенадцать часов) и доставленные сообщения. Из общего родительского чата приходит какой-то информационный блок; напоминает о себе мамочка, вечно мне надоедающая, спрашивает про меню, которое было в понедельник, а сегодня суббота, догадываясь, к чему будет клонить. Отголосок профессионализма удерживает меня — не написать оскорблений ей. А стоило бы!

Пробегаюсь по еще неважным сообщениям, тыкая неразборчиво и читая расползающие предложения, выхожу из WhatsApp и открываю телефонную книжку. Листаю до раздела с буквой «С», находя заветное одинокое наименование. Моргаю, прогоняя пелену, переубеждаю себя не звонить этому оболдую, но какое тут. Заплетающиеся пальцы сами все делают за меня. Я сквозь зубы втягиваю воздух, легкие прошибает волнующим электричеством, как только раздаются гудки.

Кажется, они длятся вечность, а может десять секунд, пока не слышится глубокий тембр голоса:

— Катя?

Представляю, какого его удивление на то, что я сама соизволила ему позвонить. При трезвом уме я даже не притронулась к липкому соку. Но с алкоголем ты идешь на такие риски, о чем на утро будешь жалеть. В голове что-то проясняется, и я задаю себе вопрос: жалею ли я вообще? Никогда.

— Который час?

Я его разбудила. Сквозь дымку опьянения улавливаю сонность в голосе и устало касаюсь лба, прикрывая глаза. Я такая плоха-а-ая, подняла мужчину в позднее время. Он сладко спал, видел прекрасные сны, к тому же рядом с ним спит жена, за стеной дочь. Мне следовало не звонить ему, отрубить себе руки, закинуться еще пару напитками и отрубиться. Видимо, в моем понятии «забыться» точно прилагается глумливая антитеза «издеваться».

— Ты где? Почему так шумно? — Слышится шуршание простыней.

— В клубе, — все же выговариваю и в подтверждении своим словам осматриваюсь вокруг. — Отмечаю день независимости.

— Сколько ты выпила, Снежная королева? — прямолинейно напирает, и морщу нос. Какой же нудный!

— Мне нужно было забыть тебя. Но, видимо, этого не произошло, — хнычу и нервно хихикаю. — Ты везде, Семен. И этим меня бесишь! Когда же ты исчезнешь из моей головы?

— Повторюсь, сколько ты выпила? — Зловещим он мне нравится куда лучше. Сексуальная энергетика притягивает вдвойне. Наверное, с этим у нас есть что-то общее.

— Боже. Не будь букой. Выпила столько, сколько во мне сейчас алкоголя, — пролепетала незамысловатое выражение. — А этого бы не случилось, не встретившись мы однажды. Я уже не знаю, что делать, лишь бы по ночам ты мне не снился с пятьдесят оттенками возбуждения. Ох, черт, да ты мерещишься мне везде.

Заткнись! Заткнись! Заткнись, Катя!

Не мои полномочия на сегодняшнюю ночь, Екатерина Владимировна. Править баллом следует с разбитой вдребезги напускной осторожностью. Можешь не предлагать стоп-сигнал, тут поможет крупная артиллерия.

— Катя… В каком. Ты. Клубе? — Вроде бы он уже задавал этот вопрос, потому что слышны нотки еле контролируемого раздражения. — Я сейчас же приеду и заберу тебя!

Теперь у него что-то падает. Я прыскаю со смеха.

— Я вспомнила, как Том гонялся за Джерри и врезался в столик, на котором стояла драгоценная ваза его хозяйки. Оно как пошатнулось и упало, и пришлось Тому вдаваться в бега. Вот думаю, я Джерри, провоцирующий кота, или Том, не умеющий ловить мышей.

— Когда я приеду, ты окажешься и Томом, и Джерри, и Спайком, а я справедливым хозяином. Скажи чертов адрес, Катя!

— Н-накажешь меня? М-м-м, жду с н-н-нетерпением, — заплетающимся языком выворачиваю слова, надеясь, они прозвучат кокетливо. Буква «н» плывет точно.

Господи, как мне хорошо.

Вздрагиваю, когда за спиной слышатся горластые смешки молодежи и на шее разом скручивается змея усталости. Раскрываю широко глаза, разглядывая переливающиеся в неоновом свете напитки, думая, как же бармен смог создать такой удивительный градиент. Затем закрываются; я чуть ли не распласталась на столе, удерживая голову рукой.

— Я тебе позвонила, Семен, чтобы сказать. Иди ты к черту! ― икаю и тут же тихо смеюсь. ― Ненавижу тебя… Но я хочу тебя поцеловать.

— Поцеловать? ― отрывисто усмехается, а в груди стягивается жгут, опрометчиво вскипая кровь. Тут так жарко-о-о… ― Ты определись, Снежная королева, ненавидишь или влюблена?

— Боже, я в тебя не влюблена. ― Голос становится на такт ниже, почти что мычащим. — Но я так хочу, чтобы ты оказался рядом. Это произвол! Тебе надо поменять детский сад…

— Еще чего, истеричка? — дивится мужчина. — Ты сама сказала, что хочешь меня видеть рядом. Я сейчас же приеду. Диктуй адрес.

Приоткрываю