стриптиз голышом, и про драку, и про занятие сексом в полицейской машине…

— Вы все это делали без меня? — шокировано спросила.

— Прости, Кать, ты тогда встречалась с Мишей. А свечку держать не надо было.

М-да уж.

— В общем, мы вместе всегда. Мы прошли через огонь и воду. Остались только медные трубы… Каждый из нас друг друга спасет, потому что мы семья! Мы любим друг друга! За трио!

— За трио! — в унисон кричим и чокаемся.

Взбалмошная девица щелкает пальцами, намекая бармену о подаче следующей партии напитков. Тарзан приносит скоропостижно поднос с крепкостью, без внимания не может оставить шатенку, то и дело как-то подкалывая ее. Оставив нас вновь одних, с надувающимися головами от предвкушения незабываемой ночи, нас уже никто не может остановить.

Чокаемся по новой, опрокидываем в себя смесь раскаленного Меркурия и с упоением откидываемся на спинки кресел. По щелчку пальца мир меняется. Внутренности горят, тело приятно ломит, как после долгой тренировки в зале, голоса стихают. Забери меня отсюда. Унеси на крыльях ночи, оставив лишь пепел. Зажги спичку и распали меня.

С потерянным предчувствием продолжаем набирать обороты, увлекая себя в беспамятность. Контроль более не манипулирует нами, с крайней степенью разнузданности пускаемся вскачь. Оказывается, третировать себя является некой традицией, так как загоняться и тут же плевать на мужиков — дело женское. Тривиальный сорт. Шутки про мужчин за нашим столом привлекают лишнее внимание. Девушки пусть и кривятся от самодовольства, проскальзывающее в оскорблениях, некоторые из них участливо поддерживают. Мужчины обходят нас стороной, боятся попасть под руку не на шутку неукротимой шатенки.

Миг безвременья.

Оно мне нравится. Я повторю как-нибудь на неделе. Черт, да я готова каждый день так.

Даже успеваем с девочками обсудить нашу любовь друг другу, с пьяными рассуждениями обнимаемся, целуемся, смеемся. Меня умоляют развестись, Настю бросить козла отшельника, чтобы до конца жизни прожить нам втроем. Без этих соплей и драм. Сердце ухает громче, по мере прибавления в организме алкоголя. Видели бы вы, как я чуть не забралась на стол ради оглашения на весь клуб о том, как я дорожу своими девочками. Мы долго препирались, затем запальчиво поругались и моментально помирились. Снова выпили и принялись дробить косточки мужчин. И обсуждать последние новости наших работ. Такой уверенно смешной и едкой не чувствовала себя никогда.

Еще пару рюмочек выбивают дух. Картинки становятся насыщенными, появляются некие блики, которые успевают опостылеть, а тело обращается в перышко. Услада от алкоголя остается на языке, разум туманится, отчего я делаю движения механически, будто так я подчеркиваю желание отдаться безвозмездно.

Вскидываю руки к верху, платье слегка задирается, но я проникаюсь в атмосферу Astrid S — Hurts so good, вследствие чего ритм помогает совершать циркуляцию крови, разгорячая самые нежные участки до лихорадки. Девочки решили передохнуть, оставив меня наравне с проправедной певицей.

Щеки горят. Глаза прикрываются. Я танцую всуе определенных техник, вращаю бедрами, медленно, растягивая удовольствие как в постели, изгибаюсь и приседаю. Волосы вечно падают на лицо, пока денно и нощно окаймляю себя эйфорией. О, да. Неуемная агония вышвыривает из сознания прочно засевший образ Семена, там все темнеет, забывается, уходит прочь, давая шанс побыть здесь и сейчас.

Завтра… Завтра я буду молить бога, чтобы моя голова не взорвалась.

Чьи-то ладони пристраиваются на моих бедрах, в такт со мной незнакомец двигается, позволяя нам усластиться друг другом. Сразу же, без запинки мне следовало остановиться, послать к черту того, кто нарушил мои границы, а так равнодушно на все. Тягостная патока копиться внизу живота, как только спиной ощущаю горячий торс, бедра прижимаются к его бедрам, заводя в более в бешенном танце. Прожженная распутница во мне вырывается на свободу, более откровеннее впускается в пляс, одурманенная словами песни.

Не останавливайся, парень!

Что-то в тебе заставляет меня ощущать себя опасной женщиной!

Неожиданная перипетия бугрит кожу, пот выступает, делая меня до неистово мокрой. Я задыхаюсь. Трогаю его, хватаюсь за его шею, трусь об него, будто во всем нем можно найти кусочек мякоти, по которому соскучилась. Я не вижу его лица, но этого хватает, чтобы воображение приняло главенствующую роль. Вздохи и стоны смешиваются в погроме ударяющей мелодии, прикосновения обжигают и приносят неимоверную боль внутри меня. Запрокидываю голову, стоит его рукам заскользить по голым участкам кожи, соблазнительно приподнять подол платья, проникая во внутреннюю часть. Одна рука обводит мою грудь, хватается за талию, делая кульбит с разворотами.

Он здесь!

Мы окружены насыщенным слоем из толпы народа, подпрыгивающих и теряющие также с нами приличие.

Дыхание щекочет кожу, касается мокрого виска, к которому прилипли волосы. На губах остается невидимый след от не утративших сладких укусов. Я должна его поцеловать. Как же я хочу его. С ним мне нравится быть раскрытой, наполненной чем-то алым, вызывающий диссонанс в контроле. Меня не волнует, как он оказался здесь, главное, он рядом. Держит меня. Двигается в унисон пугающим запретам. Мне нравится, что он делает со мной. Будоражит. Портит. Плавит. Нагревает до температуры пластичности, изменяет форму, добавляет свой орнамент, затем медленно окунает в воду, откуда выбраться нам будет не под силу. Из него бы вышел отличный кузнец.

— Семен, — из иссохших губ вырывается мольба. Мужчина теснит меня, уводя в сторону, стискивает кожу и почти касается насквозь промокших трусиков. Дергаюсь от пытки, что пропускает ток.

— Для тебя я буду кем захочешь, красотка, — скрипучий, вязкий голос вырывает из потемок воображения. Цепенею, раскрываю глаза и борзо вырываюсь из мерзких лап незнакомого человека.

— Ты не Семен! — лепечу, расширенными глазами смотря на незнакомца. Высокий, не слишком худой, с бородкой и с ничего не сулящим горящим взглядом.

— Эй, ты куда пошла? — цепко хватает за руку и гремит над головой. — Мы не закончили еще.

— Опусти! — шиплю я. — Не прикасайся ко мне! Он может меня трогать. Не ты.

Мужчина глядит на меня сверху вниз. Он значительно старше меня либо борода добавляет лишние года, с проглядывающей проседью. На его губах пачкается приторная усмешка, не обещающее мирного перебрасывания пару фразами. Софиты гуляют по чертам лица, обводя линии в небрежности и недопонимания от услышанного.

Почему на месте его я представила тебя? Ненавижу тебя, Лазарев Семен!

— Повторять не стану. Опусти! Не думаю, что ты захочешь отвечать своим дружкам, кто тебе оставил синяк под глазом.

Выгибает насмешливо бровь, словно я сморозила глупость. Ну да, маленькая, хлипкая, невинная девочка, которая не сможет уложить не маленького мужика. Жаль, он не догадывается, где я росла.

— Давай, пошли! — Давит пальцами на чувствительные