Так мой помощник Карл благодаря въедливости нашего заместителя коменданта лагеря, нашего «режимника», нашел способ основательно облегчить себе жизнь, сделать ее осмысленнее, что, конечно же, помогало избавиться от горестных дум. Но Карл был, скорее, исключением. Потому что в большинстве случаев все выглядело по-другому. Сначала инвалиды прямо-таки одолевали врача в госпитале, наперебой демонстрируя ей шрамы, рубцы и прочие признаки нездоровья. Врач, женщина по природе довольно ограниченная, пришла в растерянность. Все ее подопечные требовали, чтобы она сообщила об их бедах режимнику. Вне всякого сомнения, она как врач госпиталя могла представить необходимые рекомендации, но окончательных решений о том, в какой степени тот или иной инвалид должен быть избавлен от физических нагрузок, является ли он вообще работоспособным и так далее, не принимала. На практике все вообще выглядело куда прозаичнее. Коменданты лагерей и лагерные офицеры, как правило, набирались из людей, лишенных всякого рода сантиментов, грубых и на искреннее сочувствие просто не способных[6]. Врач для них был не более чем служащим лагеря, обязанным подчиняться начальству, как и все остальные. Лишь немногие врачи – в основном, женщины, мужчин было мало, обладали необходимыми профессиональными качествами и волей, позволявшими им настоять на своих решениях. Вмешательство комендантов лагеря и офицеров заходило настолько далеко, что зачастую они являлись на медосмотры и через голову врача сами решали, в какую группу включить того или иного заключенного. В результате люди, страдавшие головокружениями, заболеваниями почек и, прежде всего, сердечники, попадали в рабочие бригады, занимавшиеся тяжелым физическим трудом. Заканчивалось это в лучшем случае тем, что заключенного в бессознательном состоянии доставляли в госпиталь.

Следует упомянуть и о том, что на женщин-врачей оказывали давление оперативники. Каждую пятницу офицеры и служащие управления лагеря собирались к оперативнику на инструктаж, на котором их «прорабатывали». На этих совещаниях анализировались их недавние поступки и решения, им давалась соответствующая политическая оценка и представлялись указания на следующую неделю. Много больных в лагере означало снижение производительности труда. Первым виновником в этом случае был, разумеется, врач. И нередко врачу не оставалось иного выхода, на работу отправляли даже тех, у кого отсутствовала рука или нога. И все ради снижения числа больных и нетрудоспособных.

Наша врач всегда проявляла понимание в отношении больных, но целиком и полностью находилась под влиянием лагерного начальства. К ней являлись почечники, желудочники, однорукие, одноногие, желая получить от врача документ об освобождении от некоторых видов работ. Больные, страдавшие заболеваниями ног, отказавшиеся некоторое время назад от хождения с палочкой из соображений удобства, вновь извлекли ее и, вызывая всеобщее сочувствие, хромали по лагерю. Дистрофики, уже на пути к выздоровлению, снова начали ложками глотать соль на кухне, чтобы искусственно вызвать избавляющие от работы голодные отеки.

Однажды заключенные, собравшиеся толпой у амбулатории, вдруг увидели, как к ним направляется режимник. Часть заключенных, кто был трусливее остальных, предпочли избежать встречи и тихо разошлись. Но многие остались и были готовы к сражению. Режимник уже издали разразился бранью:

– Симулянты, саботажники, преступники!

И это были далеко не самые резкие выражения, которыми он наградил инвалидов.

– Вы обязаны работать, а не околачиваться здесь! – выкрикнул он и пинками принялся разгонять стоявших в очереди.

Но тут произошло нечто такое, на что заместитель коменданта лагеря никак не рассчитывал. Молодой инвалид, с простреленной ногой, но достаточно сильный физически, вдруг заорал:

– Не тронь меня, собака! Живодер!

И уже поднял кулак, явно собравшись врезать режимнику. Тот, оторопев, стоял и неотрывно глядел на смельчака. А потом, умолкнув, отступил на пару шагов.

Пример одного вызвал цепную реакцию у остальных. Поднялся страшный шум. В воздухе замелькали палки.

– Вы нас со света сживаете! Издеваетесь над нами! Вы и так ни за что дали всем нам по 25 лет! А преступники не мы, а вы! Ну, что стоишь? Стреляй, скотина, если духу хватит! Трус несчастный! Нам терять нечего, но родина за нас отомстит!

В таком вот тоне протесты продолжились. Режимник молчал, не зная, как быть, и продолжал стоять. Вдруг он набросился на инвалида, затеявшего бунт, и попытался вытащить его из толпы. Но тут же получил удар.

Все ожидали, что сейчас начнется кошмар. Но ничего не происходило. Режимник, отступив еще на пару шагов, взревел:

– Тихо! Вам известно, что я имею право открыть огонь?

Заключенные в один голос ответили:

– Тогда стреляй! Трус! Что же ты не стреляешь?

Режимник, не обращая внимания на оскорбления, продолжил:

– Я обязан поддерживать в лагере дисциплину!

– Ага! И свести нас в могилу! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Тому, кто правильно ведет себя, нечего бояться! – Режимник сделал жест рукой. – Расходитесь по баракам и ждите, пока врач вас не вызовет. Кто на самом деле болен, тот работать не будет. Но те, кто симулирует…

И тут его снова прервал гул возмущения.

– Варварство! Бескультурье! Тебе только надсмотрщиком быть!

Но большинство из прозвучавшего в его адрес заместитель коменданта лагеря все равно не понял – немецким языком он не владел. И тут же, не отвечая на оскорбления, отступил.

Инвалиды провожали его недовольными взглядами. Произошло нечто принципиально важное, они устроили сцену, о которой даже самые крепкие лагерники и мечтать не могли. Но на смену вдохновению вскоре пришла подавленность. Только самые толстокожие с беззаботным видом растянулись на нарах.

– Ничего, мы этому типу показали, с чем нас едят! – торжествовали они.

На следующий день после обеда инвалидов стали вызывать в амбулаторию. На осмотр прибыл сам главный врач из управления лагерями. Он отвечал за все лагеря, находившиеся в подчинении управления. Главные врачи, как правило, люди знающие, понимающие и ведут себя достаточно корректно. В отличие от женщин-врачей в лагерях они вполне могут и возразить коменданту лагеря, и, надо сказать, он к их мнению прислушивается.

Вместе с главврачом на осмотре присутствовал и режимник, который в каждом осматриваемом инвалиде видел симулянта и даже пытался это доказать. Женщина-врач вела протокол осмотра.