Журналы хвастают лакомыми кусочками Батуми и Турции, Маша с Глебом летят над морем, солнце по правой стороне греет иллюминатор, и ухо у Маши горит возле стекла. Они перекусывают сэндвичами, полученными от услужливых стюардесс, и остаток Маша прячет в сумку вслед за маленькими узкими упаковками с сахаром, полученными к чаю в аэропорту. Она хочет собирать сахар до самого возвращения домой — сладкие воспоминания, символ сладкой жизни. Глеб посмеивается.

За три часа полета стемнело, и в один момент за окном уже не стало ни земли в огнях, ни облаков, а только кромешная тьма и мигающее красным светом крыло самолета в клочках этой тьмы, пошатывание и ощущение затерянности во времени и пространстве, выброшенности на произвол и какой-то неподвластной контролю жизненной динамичности. Это ощущение дарит Маше восторг: «Я лечу-у-у! Меня несет куда-то во тьме! Что-то обязательно будет!»

Вскоре показались туманности городских огней внизу, городские строения. Огни четкой линией очерчивали берег моря, самолет готовился к снижению, о чем дали знать глохнущие уши, а чуть позже объявили: «Пристегните ремни, самолет идет на посадку». Мягкое касание шасси земли, аплодисменты пассажиров. Батуми!

Когда Маша с Глебом долго ждали багаж, им трудно было справиться с нетерпением и раздражительностью: хотелось вознаградить себя за смелость совершить путешествие новыми впечатлениями, поспешить увидеть нечто, что удивит, обрадует, снова изменит что-то внутри необратимо, но надо ждать багаж. Потом их встретил хозяин квартиры, которую они заранее забронировали, — большой рыжий грузин с характерным акцентом. Вещи освобождены от пленки, заброшены в багажник, и они мчат сквозь вечерний Батуми. Вокруг шикарные здания, похожие на дворцы, и современные великаны, все в огнях, пальмы вдоль моря тоже подсвечены в цвете тархуна.

Батуми восхищает, удивляет, интригует.

— Еще десять лет назад на этом месте ничего не было, — отвечает грузин на восторженные ахи. — Только поле и коровы ходили.

В это невозможно поверить, потому что сейчас тут есть очень много всего. Новые красавцы чередуются со старыми домами, пестрыми от индивидуальных новшеств каждого окна, привнесенных хозяевами, с бельем на веревках, растянувшихся от окон во тьму, обшитые кое-где металлом или шифером, с балконами то трухлявыми на вид, то украшенными вычурной белой или выгоревшей лепниной. Глаза не успевают насыщаться контрастами, а тут все новые и новые удивительности, и море уже ощущается запахами и влагой, пока еще невидимое во тьме. Воздух очень теплый и влажный.

Маша и Глеб притаились на заднем сиденье; они ехали молча, напитываясь впечатлениями, переживая уже внутри себя моменты путешествия, боясь что-то пропустить. Вышли из машины возле старого обшарпанного дома, бросили вещи и решили прогуляться, хоть по местному времени и была уже полночь, а по родному — одиннадцать. Начался дождь с грозой, но спать еще не хотелось, к тому же в своем городе они не видели дождя уже так давно! И они нырнули в батумскую грозу, укутавшись в плащи, — рыцари проливной ночи, блуждающие без цели. Намокли, досадуя на свое безумие, потому что стало холодно и неприютно, но все же зрелищно: цветущие кусты, пальмы и огни, море огней на фоне грозового неба, и все это смешивается с дождем, водными струями и водоворотами, молниями. А потом они добрались до моря, сначала по выложенным деревянным дорожкам, затем по отполированным камням, большим и круглым, и Маша протянула к набегающей волне руку, чтобы волна коснулась ее, чтобы они соединились в приветствии. А вода теплая, как парное молоко, — или, может, это показалось ей, потому что сама она мокрая и замерзшая. После приветствия неясная ранее цель кажется достигнутой, и они спешно возвращаются в съемное жилье, в уют и покой. Назавтра ожидается жара.

День второй

Ночью Глеб и Маша не могли сомкнуть глаз — их донимали комары и духота, но кондиционер был только на кухне, а от комаров вообще никакого спасения не было предусмотрено.

— Давай разложим на кухне палатку и затащим внутрь хозяйский матрас. У нас будет просто царское ложе! — предложил Глеб.

— Отличная мысль! Иначе мы вообще не уснем.

Так и сделали. Было мягко, сетка надежно защищала от насекомых, работал кондиционер, благодаря чему они быстро уснули.

Утром Маша с трудом разлепила глаза и стала завтракать купленным накануне куском торта. Крем был чересчур приторным и жирным, как и ее настроение с утра. Она никак не могла найти гармонию внутри.

Купили билеты до Тбилиси и отправились смотреть душный, влажный Батуми. Увидели много обшарпанных домов, таких красивых в своей изношенности: подпорченные сыростью стены, пестрые от произошедших с ними за годы изменений ячейки квартир, тетрис без правил, угловатые обособленности и одновременно единодушие скученности, домá с душой, повидавшие много, умудренные временем, миллион раз полированные ливнями, иссушенные солнцем, отражающие характеры своих хозяев.

Днем Маша и Глеб побывали на батумском пляже с обточенными морем камнями на берегу, и он оказался чистым, несмотря на то что был расположен в черте города. Потом они прогулялись в старый город, сходили в местный ресторанчик, который порекомендовали грузины, отведали хинкали, начиненные мясом, а не вчерашними макаронами вперемешку с хрящами, пробовали кебаб и еще какие-то грузинские лепешки, пили «Manavis-Misvane» и стали пьяны от Грузии.

И снова гуляли по старому Батуми, и снова видели много душевных домов, а на слуху была такая тягучая, волнообразная речь местных.

А вечером, усталые, они брели вдоль берега по пальмовой аллее и любовались расцвеченными огнями богатыми зданиями и музыкальным фонтаном, послушным музыке, которая доносилась из динамиков, и дышали морем. Хотелось надышаться и наполниться югом побольше, чтобы нести его в себе на Казбек, чтобы грел изнутри лучше всех теплых вещей.

День третий

Это был последний день безделья перед восхождением. Глебу и Маше захотелось безлюдного моря, поэтому они решили поехать на пляж в Букнари. Накупили чурчхел по три лари за штуку, и Маша тут же объелась ими так, что еле дышала. Всюду бродили бездомные собаки, строили жалкие глазки, попрошайничали, преследовали и в конце концов выпросили у Глеба кусок лепешки с бобами.

Грузин на остановке ввел их в заблуждение, утверждая, что пляж находится в Чакви, а не в Букнари. Поехали в Чакви, и оказалось, что изначальный план был верен, так что теперь пришлось еще добираться до Букнари. На эти переезды ушло намного больше средств, чем можно было потратить.

— Не могу поверить, что еще вчера мы дышали пылью, а сегодня вдыхаем море, — улыбнулась Маша, когда они вышли на пляж.

— И очень скоро ты испробуешь разреженный воздух гор.

Однако на пляже было довольно грязно и неприютно, от безлюдности немного веяло не блаженным уединением, а осенью, опустелостью. Бездомные собаки были и тут, готовые каждого признать своим хозяином, пристраивались хвостом и тыкались носами в ноги. Искупавшись и повалявшись на гальке, Маша и Глеб решили посетить ресторан, в котором для клиентов вылавливают из пруда форель и тут же ее готовят. Он был где-то между Букнари и Чакви, и снова нужно было ждать автобус.