– Послушай повнимательнее, детка, что твои издателибудут говорить о «Сантане». Я хочу знать, какие у них есть версиипроисходящего. Кстати, до чего они в конце концов договорились?

– Да ни до чего конкретного. Поговорили и разошлись.Вероятно, Кирилл считает, что воспитательная мера возымела действие и большеавторы таких фокусов откалывать не будут. Пообещали платить им столько же, сколькои «Сантана». Но не это самое интересное, Вадик.

– Рассказывай.

– У них какие-то проблемы с Соловьевым.

– Соловьев? Это тот переводчик, который делает им«Восточные бестселлеры»?

– Ну да, тот самый. Они на нем зарабатывают самыебольшие деньги. Гриша Автаев все время говорит, что эта серия продается лучшевсех остальных книг, которые выпускает издательство. А эту серию переводиттолько Соловьев.

– Так, понятно. И какие же там проблемы?

– Они хотят у него что-то найти.

– То есть?

– Я толком пока не поняла. Просто слышала случайноразговор.

– Давай подробно, – потребовал Вадим.

– Мы с Кириллом ехали в машине. Подъехали к какой-тофирме, он вышел буквально на пять минут, ему надо было с кем-то встретиться, ателефон с собой не взял. У него трубка, сотовая связь. Ну вот, пока его небыло, раздался звонок. Какой-то мужчина попросил передать, что звонил Коренев.Когда Кирилл вернулся, я ему передала. Он тут же стал перезванивать ему,разговор был очень коротким. Кирилл сказал: «Ах ты, черт возьми! Очень плохо. Надостараться. Я знаю, что ты стараешься. Но найти надо. И так это уже очень долготянется». А потом, где-то через полчаса, когда мы уже у него дома были, онпозвонил Грише Автаеву. Они разговаривали о новой книге, которую перевелСоловьев. Ну там оригинал-макет, пленки, типография. Мура всякая. И Кириллвдруг говорит: «Да, кстати, опять ничего не нашли. Этот вариант тоже не прошел.Да, конечно, еще попытаемся, но нужно искать что-то новое».

– И почему ты считаешь, что они что-то ищут именно уСоловьева?

– Потому что они только о нем говорили. И Кириллсказал: «Да, кстати, опять ничего не нашли». Если бы речь шла не о Соловьеве,он бы сказал, у кого не нашли. Разве нет?

– Все может быть, – медленно протянулВадим. – Может быть, они так озабочены этими поисками, так много имизанимаются, что им и без предисловий понятно, у кого не нашли. Но в любомслучае это очень важно, детка. Очень важно. Там происходит что-то такое, чегомы с тобой не знаем. А знать должны. Мы должны знать о них все. Только тогда мысможем вывести их на высокий уровень доходов, а потом прибрать к рукам. Тебепридется очень постараться, детка.

Больше ничего интересного Вадим в тот день от Оксаны неузнал, но и этого было достаточно, чтобы дать новый толчок его размышлениям ипланам в отношении издательства «Шерхан». Первым делом следовало выяснить, непромахнулся ли он, сделав ставку именно на это издательство. Может быть,следовало бы с самого начала заняться «Сантаной»? Два года назад, когда Вадимделал свой выбор, «Шерхан» выглядел самым перспективным из всех существующих вМоскве издательств, а о «Сантане» тогда вообще мало кто слышал. И в «Книжномобозрении» – профессиональной газете книголюбов, книгоиздателей икниготорговцев – это название не мелькало в отличие от «Шерхана», который регулярноразмещал на его страницах свою рекламу. И то, что малоизвестная «Сантана» вдругпозволила себе предложить огромный гонорар шерхановским авторам, кое о чемговорило. Например, о том, что «Сантана», возможно, была создана в свое времядля отмывания денег. Иначе говоря, ее бедность и незаметность были лишьвидимостью, а теперь пришла пора выходить на большую арену. Это следовалопроверить.

* * *

Он совсем потерял способность работать. Соловьев даже неподозревал, что мысли о женщине могут настолько выбить его из колеи. Да не окакой-то новой женщине, а о Насте, которая много лет назад была его любовницей.Она же принадлежала ему безраздельно, она смотрела на него полными обожанияглазами, ее не надо было завоевывать, она всегда была доступна – только рукупротяни. Он действительно испытал огромное облегчение, когда все кончилось,этот роман был ему в тягость и не приносил радости. Так в чем же дело? Почемуон так мается сейчас, почему никак не может успокоиться, почему постояннодумает о ней?

Владимир Александрович смотрел на испещренные иероглифамистраницы, но не понимал ни слова. Эта страница открыта перед ним со вчерашнегодня, а в русском переводе не прибавилось ни строчки. Словно ступор на негонашел. И даже мысль о приходе Марины почему-то раздражает. Не может оназаменить ему Анастасию.

Внезапно он испытал сильное желание вновь окунуться ватмосферу того времени, когда Анастасия безраздельно принадлежала ему. И онзнал, как это сделать. У него были письма. Ее письма. Вернее, не письма даже, акороткие записки, которыми она сопровождала написанные ею стихи. ТогдаСоловьеву все это казалось смешным и ненужным, но выбрасывать эти листки состихами рука не поднималась. Он прятал их от жены, рассовывал по разным папкам,а потом, когда нужда что-то скрывать отпала, когда Светлана умерла, он,занимаясь своими архивами, сложил Настины стихи вместе в одну пластиковуюпапочку. Он никогда их не перечитывал, он вообще не вспоминал о ней все этигоды, но выбросить так и не смог.

Переехав в новый дом, он попросил оборудовать в кабинете двавстроенных сейфа. Один – поменьше – для денег и документов, другой – большой иглубокий – для архивов. Соловьев с детства боялся огня, он отчего-то былуверен, что в его жилище рано или поздно обязательно случится пожар, в которомокажутся безвозвратно утрачены важные или просто милые сердцу вещи, поэтому всвоем коттедже сейфы велел сделать несгораемыми. Жена всегда в шутку называлаего Плюшкиным – Соловьев бережно хранил все свои бумаги, он просто органическине мог ничего выбрасывать и уничтожать. В архиве было все, начиная с переводов,которые он делал, еще будучи студентом, и кончая черновыми распечаткамипоследних работ, которые делались уже для издательства. Черновики и наброски кдиссертации, к монографиям по специальности, письма, фотографии, школьныесочинения сына Игоря, контрольные оттиски статей в толстых журналах. И длястихов Насти Каменской здесь место нашлось.

Соловьев достал из ящика стола ключи и открыл архивный сейф.Тоненькая голубая пластиковая папочка должна быть где-то в нижней части. Послепереезда он в очередной раз любовно разобрал свои архивы, сделал аккуратныенадписи на папках и сложил в наиболее разумном, по его представлениям, порядке:то, что вряд ли когда-нибудь понадобится, – в самый низ, то, что можетвостребоваться, – повыше. Потом сюда складывались рукописи новыхпереводов, издательские договоры и масса других бумаг.

Он сразу окинул глазами нижнюю часть архивных папок, ноголубой папки не увидел. Наклонился, посмотрел более внимательно. А, вот она.Странно, что она оказалась так высоко, эта папка с самого начала считалась«неперспективной» и была положена в самый низ вместе с овеществленнымивоспоминаниями о школьном детстве сына. Неужели он, заполняя сейф,предчувствовал появление Анастасии в своей жизни? Да нет, ерунда это, появлениеее было абсолютно неожиданным. Тогда что же?