– Как же так? – Черкасов был удивительно спокоен,словно вел научную дискуссию с доброжелательным оппонентом. – У вас нетдоказательств, но вы меня задержали?

– Вас задержали за кражу. И за эти трое суток собраливполне достаточно доказательств того, что кражу совершили именно вы, так что варесте нет жесткой необходимости. Вы полностью признались и даже раскаялись,добровольно дали все показания, выдали похищенное и теперь до суда вполнеможете находиться дома под подпиской о невыезде. Поэтому, решая вопрос о вашемдальнейшем пребывании в камере, мы должны в основном исходить из вашегообвинения в убийствах. Может так случиться, что доказательств, я имею в видудостаточных доказательств, мы не найдем и вас отпустят, а окажется, что вы темне менее виновны.

– Я же сказал, я невиновен.

– Я это слышал. А вот вы слушаете меня невнимательно.Это вы знаете, что вы невиновны. Вернее, вы так утверждаете. А я? Мне чтоприкажете делать? Верить вам? И если окажется, что вы виновны, а я васотпустил, это будет неправильно.

– Но если окажется, что я невиновен, а вы меняарестовали, разве это будет правильно?

– Да, Михаил Ефимович, это будет правильно, и вот вэтом-то и состоит самая сложная часть наших с вами переговоров. Вы, вероятно,уже знаете, что газеты опубликовали сообщение о том, что вас подозревают в этихубийствах. Именно поэтому нам пришлось вас задерживать, хотя мы еще не собралидоказательства ни вашей вины, ни вашей невиновности. Мы не хотели торопиться сзадержанием, потому что, как я уже сказал, обычно тщательно все заранеепроверяем и перепроверяем. Но так случилось, что информация попала кжурналистам, они ее напечатали и огласили по телевидению, и нам пришлосьзадерживать вас раньше, чем мы это планировали. Если бы этого не случилось,вас, конечно, все равно взяли бы за кражу, имейте это в виду. Но тогда все былобы намного проще. Через трое суток вас отпустили бы домой без всякой головнойболи. А теперь подумайте вот о чем. Если вы невиновны, значит, где-то ходитнастоящий преступник, убийца этих юношей. Пока он спокоен, потому что благодарянеумным действиям журналистов считает, что мы крепко за вас взялись. Как толькомы вас отпустим, он забеспокоится и начнет уничтожать улики или попытаетсяскрыться. Более того, пока он думает, что мы вас серьезно подозреваем, он несовершит больше ни одного преступления, чтобы мы не поняли, что ошиблись. Вот,собственно, и все, что я хотел вам сказать.

– Значит, получается, что меня отпускать нельзя? Если явиновен, то понятно, почему нельзя, и если невиновен – то для того, чтобыдезориентировать истинного убийцу? Я правильно вас понял?

– Да, Михаил Ефимович, вы поняли меня правильно.

– А кто виноват в том, что журналистам стало известнонасчет меня? Откуда они узнали?

– Это я виновата, – сказала Настя, котораяпонимала, что если Ольшанский оставил ее здесь, то какую-то роль она должнасыграть. Что ж, неприятно, конечно, но ведь действительно виновата. ДовериласьСвалову.

– Вы им рассказали?

– Нет. Но моя вина в том, что я привлекла к работе молодогонеопытного сотрудника, и он, несмотря на все мои неоднократные предупреждения ипросьбы, передал информацию журналистам. И я не снимаю с себя ответственностиза то, что не разглядела вовремя его низкий профессионализм. В результате вашеимя появилось практически во всех газетах. Хочу сразу сказать, Михаил Ефимович:если окажется, что вы невиновны, я готова оказать вам всяческое содействие,чтобы реабилитировать вас и очистить от таких тяжких обвинений.

– Что ж, спасибо, – кивнул он. – Ядогадываюсь, что вы хотите мне предложить. Вы хотите, чтобы я при всех условияхостался в камере. Нет, нет и нет. Ни за что.

Конечно, Настя ничего другого и не ожидала. Гомосексуалистув российских камерах появляться противопоказано, лучше сразу удавиться.Особенно если у него нет опыта внутрикамерной жизни.

– Я хотел вам предложить несколько иное. Вы невернетесь в камеру. Но и домой вы не поедете. Мы вас изолируем. Вас будутохранять на тот случай, если вы виновны. А на тот случай, если невиновны, этопозволит нам ввести истинного убийцу в заблуждение, поддерживая мнение о том,что вы арестованы и с вами ведется работа.

– А если я не соглашусь?

– Очень жаль. Тогда у нас с вами будет два варианта. Вывыходите отсюда, и убийца совершает новое преступление. Или ударяется в бега, итогда мы уже никогда его не поймаем. Вы этого хотите?

– А какой второй вариант?

– Я сообщу прокурору некоторые факты, которыеподтверждают, что вы представляете опасность для общества, и тогда он дастсанкцию на ваш арест даже за такую ерундовую кражу. Не хочу вводить вас взаблуждение, поэтому скажу еще кое-что. Если человек до суда находился насвободе, то суд при определении меры наказания может приговорить его с равнойстепенью вероятности и к реальной мере, и к условной. То есть может отправитьвас в зону, а может и оставить дома на время испытательного срока. Но если выдо суда будете находиться под арестом, то реальная мера вам гарантирована. Этоне пустые угрозы. Я вам объясню, в чем тут фокус. В срок наказаниязасчитывается срок пребывания под арестом. Поэтому если вас приговаривают креальному лишению свободы с отбыванием наказания в колонии, то расчет идет –день за день. А если вас приговорят, например, к штрафу, то совершеннонепонятно, как засчитывать время пребывания в камере. День за тысячу рублей? Задесять тысяч? Или как? Для исправительных работ такая норма предусмотрена, тампрямо в законе указано, за сколько дней исправработ считать один деньпребывания в тюрьме. А про другие меры там ничего не сказано. Поэтому по такназываемым «арестантским» делам приговоры обычно заранее предопределены, вопростолько в сроке. Вы уверены, что в колонии вам с вашими особенностями будетхорошо? Так что выбирайте.

– Вы загнали меня в угол, Константин Михайлович. Язнаю, что я невиновен, а вы вынуждаете меня…

Разговор шел трудно, то и дело пробуксовывая. Ольшанскомуприходилось все время делать вид, что он сомневается, что не знает, виновенЧеркасов или нет. На этом была построена вся беседа. Хотя Настя была теперь ужесовершенно уверена, что Черкасов – не тот, кто им нужен. Да и Ольшанский, онаэто видела, склонялся к той же мысли. Но как же это получилось? Неужелисовпадение? А если не совпадение, то что же? Что?

Черкасова увели обратно в камеру до двадцати ноль-ноль. Кактолько за ним закрылась дверь, следователь расстегнул пиджак и буквально сорвалего с себя. На рубашке под мышками и на спине расплылись огромные пятна пота.

– Черт, ну и работенку мы с тобой себе выбрали,Каменская. Час разговора – а как будто вагон угля разгрузил. За каждым словомследи, чтобы чего лишнего не сказать. Вдруг невиновен, а я его обижу, настроюпротив себя. Вдруг виновен, а я лишнее сболтну, карты приоткрою, игру вамиспорчу. Да еще по ходу каждое его слово взвесить и оценить, правильноотреагировать, не упустить ни единого шанса добыть информацию для дела иодновременно склонить его к сотрудничеству. Нет, ты скажи, Каменская: явиртуоз? Или так, на грядке вырос?