В голове стояло жужжание мух. Не отголосок Мидиана, а настоящий звук. Они кружили по комнате перед ней. Лори отлично знала, какой запах привлек их, нагруженных яйцами и голодных; и с равной уверенностью знала, что после всего виденного в Мидиане не выдержит ни шага в сторону трупа на полу. Теперь в ее мире было слишком много смерти – как в голове, так и снаружи. Если она не сбежит, то сойдет с ума. Нужно выбраться на свежий воздух, чтобы свободно вдохнуть полной грудью. Может, найти какую-нибудь непримечательную кассиршу, чтобы поболтать о погоде, о цене на бумажные полотенца; что угодно, лишь бы банальное, предсказуемое.

Но мухам хотелось жужжать в ушах. Она пыталась отмахнуться. И все же они летели и летели на нее – с крылышками, намасленными смертью, с лапками, красными от нее же.

– Оставьте меня в покое, – всхлипнула она. Но ее возбуждение манило их все большими и большими роями, поднимавшимися при звуке голоса со своего пиршественного стола, невидимого за духовками. Разум силился найти опору в реальности, куда ее выкинуло, тело – повернуться и уйти из кухни.

Но их ждала неудача – и разум, и тело. На нее налетела туча мух, теперь в таком числе, что они сами по себе стали тьмой. Смутно она осознала, что подобное множество невозможно и что ее разум в замешательстве малюет ужас. Но эта мысль оказалась слишком отдаленной, чтобы не подпустить безумие; рассудок к ней все тянулся и тянулся, но туча уже застила глаза. Лори чувствовала их лапки на лице и руках, как они оставляли следы того, в чем прогуливались: кровь Шерил, желчь Шерил, пот и слезы Шерил. Их было так много, что не все находили себе место и начинали пробираться между губ, заползать в ноздри, лазить по глазам.

Разве однажды во сне мертвые не явились к ней прахом со всех концов земли? И разве не стояла она посреди бури – обласканная, обветренная – и с радостью понимала, что мертвые парят на ветру? Теперь же пришел противоположный сон: ужас в противовес великолепию первого. Мир мух под стать тому миру праха; мир непонимания и слепоты, мертвецов без упокоения и без ветра, чтобы унести их прочь. Лишь мухи, чтобы пировать на них, откладывать яйца и родить новых мух.

И Лори знала, что́ предпочитает между прахом и мухами. Знала, когда ее совершенно оставило сознание, что если умрет Мидиан – и это допустит она, – что если Петтин, Гиббс и их приятели раскопают убежище Ночного народа, то и ей – той, кто тоже однажды станет прахом, перейдет в состояние Мидиана, – некуда будет податься на ветрах, и она достанется мухам, и телом, и душой.

А потом она упала на кафель.

1

Для Эйгермана светлые мысли и опорожнение были неразрывно связаны; лучше всего ему думалось со штанами, спущенными до лодыжек. Не раз он объяснял под мухой первому попавшемуся, что мир во всем мире и лекарство от рака можно обрести в одночасье, если все мудрые и добрые люди просто присядут и вместе посрут.

В трезвом состоянии мысль о том, чтобы разделить столь приватный момент, его ужаснула бы. Сортир – место для одиноких трудов, где люди, придавленные высокими обязанностями, могут урвать время, чтобы присесть и задуматься о своем бремени.

Он изучал рисунок на двери перед собой. Среди ругательств ничего нового – это успокаивало. Все те же потребности, которые неймется излить хоть куда-то. Это ободряло перед лицом его собственных невзгод.

Всего двух, по сути. Во-первых, у него в камере мертвец. Это, как и рисунки, история старая. Но зомби место в новинке проката, как содомии – на стене туалета. В реальном мире они ни к чему. Что приводило ко второй проблеме: звонку от паникующего Томми Каана, который отрапортовал, что в Мидиане творится что-то скверное. К этим двум пунктам Эйгерман по размышлении добавил теперь и третий: доктора Деккера. Одет в хороший костюм и говорит хорошо, но было в этом человеке что-то нездоровое. До этого момента, на толчке, Эйгерман не отдавал себе отчета в подобном подозрении, но стоило задуматься – и все стало очевидно, как его член. Ублюдок знает больше, чем говорит: не просто о мертвеце Буне, но и о Мидиане, и о том, что там творится. Если он готовил для блюстителей порядка Шир-Нека какую-то западню, то его ждет расплата, как пить дать, и он еще пожалеет.

Между тем шефу необходимо было принять решение. Начал день он героем – провел арест Убийцы из Калгари, – но инстинкт подсказывал, что события очень быстро могут выйти из-под контроля. Во всем этом слишком много непостижимого; слишком много вопросов, на которые нет ответов. Конечно, есть простой выход. Можно позвонить начальству в Эдмонтоне и предоставить им разбираться с этим бардаком. Но если сбыть с рук проблему, он отдаст и славу. Альтернативой было решительное действие – до ночи, твердил Томми, а сколько еще до нее, наверное три-четыре часа, – выкорчевать мерзость Мидиана. Если преуспеет, то удвоит свою порцию восхвалений. В один день не только предаст правосудию человеческое зло, но и искоренит притон, где оно нашло подмогу; соображение весьма привлекательное.

Но вновь поднимали голову ответы на заданные ранее вопросы, и радости они не доставляли. Если верить врачам, осмотревшим Буна, и рапортам из Мидиана, то сегодня стало правдой то, о чем раньше он слышал только в байках. Так уж ли ему хочется выставить свою смекалку против мертвецов, что ходят по земле, и бестий, которых убивает солнце?

Он сидел, срал и взвешивал альтернативы. Ушло полчаса, но наконец он пришел к решению. Как обычно, стоит облегчить желудок, как легкой кажется и проблема. Пускай сегодня мир не тот, каким был вчера. Завтра, даст Бог, он снова станет старым добрым собой: мертвецы – мертвы, а содомия – на стенах, где ей и место. Если не воспользоваться шансом и не ковать свою судьбу, другого не представится – по крайней мере, пока он не состарится до того, что сил хватит разве что лечить геморрой. Бог даровал возможность проявить хватку. Он не мог позволить себе эту возможность упустить.

С новообретенным убеждением в сердце Эйгерман подтер зад, натянул штаны, смыл за собой и отправился брать быка за рога.

2

– Мне нужны добровольцы, Кормак, которые поедут со мной в Мидиан на раскопки.

– Когда нужны?

– Сейчас. Времени нет. Начни с баров. Возьми с собой Холлидэя.

– Что мы им скажем?

На миг Эйгерман задумался: что же сказать.

– Скажи, ищем расхитителей могил. Народ откликнется с радостью. Подойдет любой с лопатой и оружием. Хочу сколотить отряд за час. Или меньше, если управишься.

Деккер улыбнулся, когда Кормак ушел выполнять приказ.

– Теперь доволен? – спросил Эйгерман.

– Рад видеть, что ты последовал моему совету.

– Твоему совету? Блять.

Деккер только улыбнулся.

– Проваливай на хер, – сказал Эйгерман. – У меня есть работа. Возвращайся, когда раздобудешь пушку.

– Так я и сделаю.

Эйгерман проводил его взглядом, затем взял трубку телефона. С тех самых пор как он решился отправиться в Мидиан, на уме был один номер; номер, набирать который давно не выпадало повода. Он набрал его теперь. Спустя секунды на линии был отец Эшбери.