– Он просто переживает, – обозначила улыбку хозяйка.

Тут же усадила за стол в гостиной, поставила передо мной стакан молока, тарелку (пока пустую), положила вилку, ложку, нож, накинула фартук и тщательно завязала. Вернулась и забрала нож. Я пошевелился и тут же понял – к стулу привязала.

– Я имею право на один звонок! – вырвалось возмущенное.

Рядом тут же поставили трубку радиотелефона.

Набрал еще раз Федора, вновь послушал гудки и с сожалением понял, что звонить мне в общем-то больше некому. Папа будет заодно с наставником. А Руслан Артемьевич, скорее всего, посоветует связать и ноги. От отчаяния решил звонить сестрам.

– Привет. Позвоните Федору, пусть срочно со мной свяжется. Меня связали и собираются кормить. Завидуете? Никакой помощи! – возмутился я и нажал на «отбой».

Так и грустил, рассматривая старые часы, негромко отщелкивающие секунды, уголок с иконами, узор на занавесках. Перешел взглядом на другую стену и замер, глядя на десяток портретов, выполненных ручкой на обычных листках. Вернее, портретами их назвать было сложно – контуры, обрамленные прической; силуэты людей; краешек уха, прорисованный невероятно четко, рядом с пустым овалом лица. Иногда изображения повторялись, но уже пастой другого цвета и с явно возросшим мастерством. Но ни одного портрета, завершенного до конца.

– А это кто? – рискнул я спросить у зашедшей Веры Андреевны.

– Память, которой нет, – мельком глянув на портреты, поспешила она вернуться обратно на кухню.

Невольно задумаешься, что хотели сказать. Тем и занимался, пока в тарелке не обнаружились вареники, положенные щедрой рукой. Солидную горку украсил золотистый брусок сливочного масла, тут же начавший красиво таять. Аромат же активизировал все силы организма для максимально быстрой работы вилкой.

– Не отвязывайте меня, – выдохнул я, расслабленно растекшись по стулу. – Я хочу тут жить.

Тарелка вареников была побеждена целиком и полностью, и если живот уже не мог принять больше, то мозг жаждал нового штурма. Потому что это было очень и очень вкусно. Настолько вкусно, что невольно выступила слеза, стоило получить добавку в ответ на лестную фразу.

Приятно муркнул телефон по левую руку. Не глядя, уцепился за него и нажал на зеленую кнопку, уже позже спохватившись, что телефон не мой и звонят тоже не мне. Но это оказался Федор.

– Федор, я нашел нам бабушку.

– Да? – с легким недоверием отозвался брат.

– Поверь мне, я пробовал эти вареники, это точно она. – Я подцепил вилкой еще один. – Срочно приезжай или можешь не успеть!

– А что с ней?!

– С ней все отлично, но вареники стремительно кончаются, – подцепил я на вилку второй – про запас.

– Но машина уже без меня отправилась, – погрустнел он.

– Не переживай, будет бабушка – будут и вареники! – подбодрил я брата и завершил разговор.

Со стороны двери послышалось веселое фырканье – Вера Андреевна, привалившись к косяку, по-доброму улыбалась.

Заметив взгляд, подошла сзади, одним движением развязала узел фартука, оставив его по-прежнему у меня на плечах.

– Родственников не выбирают, – потрепала она меня по волосам.

– Это ваши? – указал я на незавершенные портреты.

– Да, наверное, – вздохнула она. – Так и не смогла ни одного вспомнить.

– Давно вспоминаете? – отложив вилку, поднялся я на ноги и подошел к картинам поближе.

– Больше двенадцати лет. С тех пор как очнулась на берегу реки. – Женщина встала у меня за спиной.

– Они вас тоже не нашли?

– Может, их и не было никогда.

– Значит, как бабушка вы свободны? – деловито уточнил я, поворачиваясь.

– Ты очень добр, – вновь фыркнула она со смешинкой. – Но вкусные вареники – еще не повод считать меня родственницей.

– А как у вас с запятыми?

– Вот уж на что точно сохранилась память, – окинула она взглядом стеллаж с учебниками по русскому языку и литературе.

– Значит, вопрос решен, – подтвердил я.

– Так не бывает.

– Детей ведь усыновляют?

– Но это делают взрослые, готовые принимать решения и брать на себя ответственность. А ты – всего лишь обычный мальчик.

Где-то вдалеке послышался солидный гул.

– Я готов брать ответственность.

– Спасибо, но я остаюсь, – одарив меня улыбкой, она отрицательно покачала головой.

– У вас тут есть незавершенные дела? Работа?

Гул рос с каждым мгновением, перерастая в дребезжание стекол.

– Нет, но тут мой дом.

– Там тоже будет ваш дом. А еще у нас недавно появился щенок, совсем маленький.

Женщина невольно обернулась в сторону двора, но тут же выпрямилась, мгновенно стала строже и уверенней.

– Здесь – память.

– Которой нет? – поднял я бровь.

– Когда-нибудь я вспомню, – сжала она упрямо губы.

– Для памяти полезны путешествия и новые места. А у меня много синей пасты и бумаги.

– Пойми, мальчик, в мире не все зависит от моего или твоего желания…

В этот момент гигантская тень рухнула на площадь, и под завывание разрезаемого лопастями ветра уступила место двум винтокрылым боевым машинам.

Вера Андреевна ошеломленно повернулась к окну.

– Это за мной, – успокоил я ее, увидев бортовые номера. – А значит, вряд ли будет много времени на уговоры. Поэтому, пожалуйста, перед тем как дать окончательный ответ, подумайте над самым важным вопросом: если я сейчас навсегда уйду, кто тогда будет есть ваши вареники? – и внимательно посмотрел ей в глаза.

В вертолете шумело даже через массивные наушники, толстые стекла иллюминаторов показывали скучную застройку, а офицер, который нас встретил, прикидывался говорящим только на испанском, оттого за штурвал меня так и не пустили.

Путь, который по земле занимал несколько часов, уместился в пять минут, и уже совсем скоро мы зависли над грандиозным колодцем диаметром в три сотни метров со стенами из камня толщиной в шоссейную трассу. Как ни крутил головой, я так и не отыскал в серых стенах ни одних ворот; ни одна дорога не подходила к массивной постройке. Внутри же стен виднелись аккуратные домики, утопающие в зелени; собственный пруд, два круга с буквой «Н» посередине и ангарами рядом; даже для коротенькой взлетной полосы отыскалось место.

Вокруг же был самый обычный город, только будто бы повернувшийся к высоким стенам спиной – здания стояли окнами в другую сторону.

– Как и говорил, тут мы на несколько дней, а потом уже домой, – произнес я в микрофон внутренней связи.