— Ради кого? — запальчиво прервал он, совсем непо-эльфьему. — Ради меня? Ради заточенных в твоем мире Aen Seidhe? Ты,глупая девчонка! Ты желаешь это ради себя, ради себя ты приходишь сюда ипытаешься мне отдаться. Потому что в этом твоя единственная надежда,единственная спасительная соломинка. И скажу тебе еще: молись! Истово молисьсвоим человеческим идолам, божкам или тотемам. Ибо или я, или Аваллак'х и еголаборатория. Поверь мне, я не хотел бы попасть в лабораторию и познать это«или».

— Мне все равно, — сказала она глухо, скорчившисьна постели, — я согласна на все, лишь бы получить свободу. Чтобы иметьнаконец возможность освободиться от вас. Уйти. В мой мир, к моим друзьям.

— Твои друзья? — насмешливо спросил он. — Вотони, твои друзья!

Он резко отвернулся и подсунул ей под нос запорошенноенаркотиком зеркало.

— Здесь твои друзья, — повторил он. —Погляди, полюбуйся.

Он вышел, развевая распахнутыми полами шубы. Вначале вмутном стекле она видела только собственное неясное отражение. Но почти тут жезеркало посветлело, стало млечно-белым, заполнилось дымом. А потом возниклоизображение.

Йеннифэр, висящая в бездне, напрягшаяся, с руками, воздетымикверху. Рукава платья раскинуты, как крылья птицы. Волосы колеблются, междуними шмыгают маленькие рыбки. Целые косяки искрящихся юрких рыбок. Некоторыеуже щиплют щеки и глаза. От ног Йеннифэр спускается ко дну озера веревка, наконце веревки увязшая в иле и водорослях большая корзина с камнями. Наверху,высоко, сверкает и поблескивает поверхность озера. Платье Йеннифэр колеблется втом же ритме, что и волосы. Запыленную фисштехом поверхность зеркала затягиваетдым.

Геральт, стеклянисто-белый, с закрытыми глазами, сидит подсвисающими со скалы длинными сосульками, неподвижный, обледеневший. Наносимыйметелью снег быстро засыпает его. Белые волосы уже стали белыми льдинками,белые сосульки уже свисают с бровей и ресниц, с губ. А снег все идет и идет,все больше увеличивается сугроб, покрывающий ноги Геральта, все выше пушистыехолмики снега на его плечах. Вьюга воет и свистит…

Цири сорвалась с постели, с размаху ударила зеркалом остену. Треснула янтарная рамка, стекло разлетелось на миллион осколков.

Она узнавала, знала, помнила такого рода видения. Из своихдавних снов.

— Неправда все это! — крикнула она. — Тыслышишь, Ауберон? Я не верю! Это неправда! Это всего лишь твоя злоба,бессильная и хилая, как и ты сам! Твоя злоба…

Она опустилась на паркет. И расплакалась.

* * *

Цири подозревала, что у стен дворца есть уши. На следующееутро она не могла отделаться от скользких взглядов, чувствовала за спинойусмешки, ловила шепотки.

Аваллак'ха не было нигде. «Знает, — подумалаона, — знает, что случилось, и избегает меня. Заранее, еще прежде, чем явстала, уплыл либо уехал куда-нибудь подальше со своей позлащенной эльфкой. Нежелает со мной разговаривать, не хочет признаться, что его план рухнул!»

Нигде не было и Эредина. Впрочем, это вполне нормально, он частоуезжал со своими Dearg Ruadhri, Красными Всадниками.

Цири вывела Кэльпи из конюшни и поехала за реку. Все времялихорадочно размышляла, не замечая вокруг ничего.

«Бежать отсюда. Не все ли равно, лживыми или правдивыми былиизображения в зеркале. Ясно одно: Йеннифэр и Геральт там, в моем мире. И там,рядом с ними, мое место. Необходимо отсюда убежать, убежать немедленно. Долженже найтись какой-то способ. Я вошла сюда сама, значит, должна сама и выйти.Эредин говорил, что у меня дикий, стихийный магический дар, то же самоеподозревал и Высогота. Из Тор Зиреаэль, которую я исследовала детально, выходане было. Но, возможно, здесь есть и другая башня…»

Она посмотрела вдаль, на холм, на виднеющийся на немкромлех. «Запрещенный район, — подумала она. — Ха! Похоже, это оченьдалеко. Пожалуй, туда меня Барьер не пропустит. Нечего и пытаться. Пойду потечению реки. Туда я еще не ездила».

Кэльпи заржала, затрясла головой, резко брыкнулась. Непозволила себя развернуть, пошла рысью в сторону холма. Цири изумиласьнастолько, что несколько мгновений не реагировала, позволяя кобыле бежать. Лишьпотом крикнула и натянула поводья. Кэльпи поднялась на дыбы, заржала, мотнулакрупом и пошла галопом. Туда же.

Цири больше не удерживала ее, не пыталась управлять. Онабыла безгранично удивлена. Но достаточно хорошо знала Кэльпи. У кобылы былноров, однако не такой уж дурной! Подобное ее поведение должно было что-тоозначать.

Кэльпи пошла медленнее, перешла на рысь. Она бежала попрямой к увенчанной кромлехом вершине холма.

«Примерно одно стае, — подумала Цири. — Сейчасначнет действовать Барьер».

Кобыла вбежала на каменистую площадку между плотно стоящимиомшелыми и потрескавшимися монолитами, вырастающими из гущи усеянных колючкамикустов ежевики, и остановилась как вкопанная. Единственное, что у неедвигалось, были уши.

Цири попыталась ее завернуть. Сдвинуть с места. Напрасно.Если б не жилы, пульсирующие на горячей лошадиной шее, она могла б поклясться,что сидит не на живой лошади, а на статуе. Внезапно что-то коснулось ее спины.Что-то острое, что-то, что проткнуло одежду и болезненно укололо. Она не успелаобернуться. Из-за камней без единого звука появился единорог рыжей масти ирешительно сунул ей рог под мышку. Сильно. Резко. Она почувствовала, как побоку течет теплая струйка крови.

С другой стороны выдвинулся еще один единорог. Этот былсовершенно белый, от краешков ушей до кончика хвоста. Только ноздри розовые, аглаза черные.

Белый единорог приблизился. Медленно, очень медленно положилголову ей на лоно. Возбуждение было столь сильным, что Цири охнула.

Я вырос, — прозвучало у нее в голове. — Вырос,Звездоокая. Тогда, в пустыне, я не знал, как мне следует себя вести. Теперь ужезнаю.

— Конек? — ахнула она, все еще болтаясь на двухколющих ее рогах.

Меня зовут Иуарраквакс. Ты помнишь меня, Звездоокая?Помнишь, как лечила меня? Спасала?

Он отступил, повернулся боком. Она увидела шрам у него наноге. И узнала. Она помнила.

— Конек! Это ты! Но ведь ты был совсем другой масти!!!

Я вырос.

В голове неожиданная путаница, шепоты, голоса, крики,ржание. Рога отошли назад. Она увидела, что второй единорог, тот, что стоял унее за спиной, синий в яблоках.

Старшие учатся тебе, Звездоокая. Они учатся тебе через меня.Еще немного, и они смогут разговаривать с тобой. Сами скажут, чего от тебяхотят.