… И паровоз будто на дыбы встал, а кругом грохот и дым черной тучей, и кажется, вся земля встала дыбом, и потом паровоз взлетел на воздух вместе с песком и шпалами. Ну как во сне! А потом грохнулся на бок.

Для того чтобы пустить паровоз под откос, не нужно заставлять его летать по воздуху. Для этого достаточно перебить и сантиметров на десять сместить одну рельсу, на что идет около двух килограмм взрывчатки. Даже ящики для этого выпускались стандартные — на три килограмма взрывчатки. А чтобы подбросить паровоз в воздух, потребовалось бы полтонны динамита. А чтобы уложить его под рельсы, нужно было бы выкопать яму глубиной в метр. А уж если такая яма выкопана, в нее не нужно класть взрывчатку — паровоз сам свалится.

Все это я разъясняю не для того, чтобы доказать, что Хемингуэй не взрывник — это мы и так знаем. Детальный разбор взрыва моста и паровоза я сделал для того, чтобы предложить вашему вниманию комментарий главного в то время в Испании специалиста по диверсиям Хаджи Мамсурова:

Прежде всего, и это естественно, меня поразило, насколько профессионально точно описана в романе работа подрывников.

(«Журналист», стр. 58). Мамсуров точно следует правилу, сформулированному Судоплатовым — ни слова правды.

Еще анализ текста Хемингуэя дает нам два важных, вытекающих один из другого вывода: писатель никогда не видел ни диверсий, ни работы подрывников; профессионалы, рассказывавшие ему о своей работе, хорошо посмеялись над американским журналистом (опять же, согласно правилу Судоплатова). Кстати, в военное время журналисты часто становились жертвой подобных розыгрышей, да и в мирное, как мы видим на примере Мамсурова и Яковлева, им достается.

Ну хорошо. Пускай Джордан-подрывник потерпел фиаско. Может быть, он силен как разведчик? В этом аспекте его деятельность вызывает в начале некоторое непонимание. Что это за кустарь-одиночка? Подобно частному агенту, он получает от руководителя наступления чрезвычайной важности задание: наступательная операция довольно рискованна, но если удастся разрушить мост, она может быть успешной (стр. 94). Значит, лишь от него одного зависит успех наступления. И он идет на дело один?! Да еще с незнакомым ему проводником?! А если шальная пуля? Случайная мина? Приступ аппендицита, наконец! А если, что бывало в Испании, партизаны пошлют его куда подальше? Далее оказывается, что линию фронта он переходит с разобранным и уложенным в рюкзак автоматом. А в карманах у него республиканские документы в одном, и фашистские в другом. Да это полная гарантия того, что кто бы его ни задержал, его в лучшем случае расстреляют на месте. Именно в лучшем случае. Дальше — фантастичнее: еще в одном кармане у Джордана, оказывается, целая канцелярия — резиновый штамп и металлическая печатка с надписью «СВР» («Служба военной разведки») и даже штемпельная подушечка! Значит, если он живой или мертвый попадет в руки фашистов, они за два-три часа обеспечат превосходными документами сотню своих агентов, которые смогут беспрепятственно пересекать линию фронта в любом месте, в любое время и в любом направлении, а также свободно передвигаться по республиканской территории. А донесение Джордана генералу Гольцу? Рядовой разведчик рекомендует командиру дивизии отменить наступление! Да на это даже командир полка не решится. А причина отмены? О наступлении, видите ли, стало известно противнику. Да не бывает таких наступлений, о которых не было бы известно заранее. Не бывает. Даже силы, вплоть до номеров частей, готовящихся наступать, примерно известны. Вот время наступления — да, направление главного удара — да, здесь еще можно обыграть противника. Иногда можно.

Кто же это наплел Хемингуэю небылиц о диверсиях и разведчиках? Кто так бессовестно посмеялся над журналистом? Есть у меня на подозрении один человек. Вы, конечно, уже догадываетесь кто. И напрасно. Не он.

Так называется очерк Яковлева, к которому мы уже не раз обращались, почти целиком построенный на рассказах Мамсурова об Испании, о Хемингуэе и его романе, о себе. Написано мастерски, но никакого доверия этот материал теперь уже не вызывает.

«В ноябре 1936 года я занимался организацией рабочих отрядов. В них было около пятидесяти тысяч человек», — говорит Мамсуров. Это «около» скрывает ошибку более чем в сто пятьдесят раз! При средней численности отряда пятьдесят человек всего должно было бы быть тысяча отрядов. А как ими командовать? Созывать еженедельно ассамблею? Значит, отряды надо сводить в батальоны, батальоны в бригады, бригады в дивизии, дивизии в армию. Получилась бы группировка из семи-восьми дивизий. Ничего подобного в Испании не было не только в то время, но и вообще никогда. К концу 1936 года общая численность подчиненных Мамсурову нескольких отрядов составляла около трехсот человек. К концу 1937 года количество партизанских отрядов возросло, и был образован партизанский корпус под номером 14, объединивший не более одной-двух тысяч бойцов. И даты, и численность Мамсуров прекрасно знал, так как сам был организатором и старшим советником этого корпуса, однако Яковлева снова обманул.

Откуда я это знаю? От самого Мамсурова, от Спрогиса, от матери. После Испании Паршина и Спрогис поженились и жили в одном доме и в одном подъезде с Мансуровым на Большой Калужской улице. Меня еще не было тогда на свете, но позже, в 50-х годах, мы тоже были соседями на той же улице, только жили напротив, через дорогу. Многие знаменитые разведчики и контрразведчики бывали у нас, много рассказов я слышал. Тут уж соврать не дадут. Стоит кому-нибудь увлечься, его тут же «мордой об стол» прикладывают. А пресса… Да какой разведчик станет серьезно говорить с журналистом? У них же цели диаметрально противоположные: у разведчика — все скрыть, у журналиста — все рассказать. Вот первый и путает имена, места, даты и факты, а второй несет околесицу. Не будем поэтому осуждать Мамсурова. Он все сделал правильно. И Хемингуэй хорошо прочувствовал на себе отношение к журналистам:

— Кругом много разговоров о завтрашнем.

— Безобразие! Всех журналистов надо расстрелять… (стр. 431)

А вот как встречал журналистов командир 12-й интербригады Матэ Залка:

Гоните его к чертовой матери! Понадавали пропусков кому не лень — всяким подлецам, международным литературным аферистам и даже патентованным шпионам, числящимся сотрудниками сомнительных изданий. А господа журналисты не столько в газеты пишут, сколько информируют Франко. Этот же вон еще и фотограф! Сегодня он нас на пленку, а завтра на наши головы бомбы посыплются. Нет и нет! Выпроводите его взашей. Не послушается — прикладом! (Из воспоминаний А. Эйснера. «Новый мир», 1968, № 6, стр. 157.)

Тем не менее встреча Мамсурова и Хемингуэя состоялась:

Еще в Мадриде Кольцов сказал, что хочет познакомить меня с большим американским писателем. «А на кой черт он мне нужен?». Должен признаться, что фамилию Хемингуэя я слышал тогда впервые. «Он хочет посмотреть отряды. Расспросить тебя», — объяснил Кольцов. Это мне совсем не понравилось, поскольку я строжайше соблюдал конспирацию. (…) Однако Кольцов настаивал. («Журналист», стр. 58)