Детство его протекало в условиях сильного подавления мещанством, ханжеством и религиозностью родителей, вызывавшими отпор и протест ребенка. Лишенная возможности выражения, эта реакция мальчика подавлялась его сознанием, вызывая аномальный рост бессознательной агрессивности (а могла вызвать и невроз), которая увела восемнадцатилетнего Хемингуэя из ненавистного дома. Но увела не в даль тихой живописной фермы, не в тишь маленького мирного городка. Еще не окрепшие силы сознательного сопротивления внутренней агрессии привели его в ряды добровольцев на Первую мировую войну. Убивать! Возможно, там его душевное равновесие и восстановилось бы (не случайно убийцы, за исключением больных, на редкость уравновешенные люди), но ему снова не повезло. Тяжелое, полученное им ранение хоть и было излечено, но не пощадило уже деформированную психику молодого человека — травматический невроз. Этот букет дал уже полновесное психическое заболевание, потерю сна, панический страх насильственной смерти как защитную реакцию сознания на возросшее бессознательное желание убивать. С годами острота болезни сгладилась, перелилась в иные формы. Хемингуэй страстно отдается охоте на крупных хищников, а мучающие его мысли о смерти выплескиваются на бумагу. «От многого я уже освободился — написал про это», — говорит Хемингуэй о себе. Но уже поздно. Ничем не исправить травмированную в детстве и юношестве психику, и этот, по выражению некоторых советских литературоведов, «агрессивный индивидуалист», известный литератор, который мог выбрать для своей работы любую точку земного шара, мчится, да и не может не мчаться, туда, где льются потоки крови — в охваченную гражданской войной Испанию. Но он уже не восемнадцатилетний юноша. Преступность убийства достаточно им осознана и вступает в тяжелый конфликт с бессознательной агрессивностью. В результате наступает защитная реакция — депрессия, спасаясь от которой Хемингуэй пьет. Однако алкоголь неизбежно снижает уровень внутренней цензуры. Несколько раз он бросает перо, хватает винтовку и стреляет, стреляет, стреляет… Да, ему уже не восемнадцать. Сознание тяжкого преступления мучает писателя, рождая знаменитые страницы, которые принимают на себя и его агрессию, и его сопротивление ей. Когда же исчерпаны и эти резервы самозащиты, раздается последний в жизни Хемингуэя выстрел.

Таковы, на мой взгляд, особенности личности автора, сильно исказившие отображенные в романе «По ком звонит колокол» реальные события и реальных людей.

Итак, Мамсуров во всем сознался: и в том, что встречался с Хемингуэем, и в том, что рассказал ему об отрядах и диверсиях, и в том, что обманул его. Теперь вы можете упрекнуть меня: «Мы так и думали, что это он, а вы написали — “напрасно, не он”». А я и сейчас это повторю: не он, несмотря на его (не слишком ли легкие?) признания. К этому мы еще вернемся.

Материалы трех предыдущих глав показали, как и почему небыль выдается за быль. Однако очерк Яковлева вызывает и обратные подозрения: а не выдается ли быль за небыль? Возникло это подозрение из-за следующего высказывания Мамсурова о романе «По ком звонит колокол» («Журналист», стр. 59):

В жизни у его героев были иные судьбы. Но было бы смешно по этому поводу спорить с Хемингуэем. Например, те, о ком он пишет, сражались в Эстремадуре, южнее реки Тахо — там происходили основные схватки. Писатель же переносит действие в район Сеговии, довольно тихий участок, и, думаю, не потому, что ему просто так захотелось. Роман писался по горячим следам, о подлинных героях, и точный адрес мог им повредить.

Звучит вроде бы убедительно, но давайте разберемся. Во-первых, роман вышел в свет через три года после описываемых событий, поэтому следы нескольких партизан нельзя назвать «горячими». Во-вторых, кто среди миллионов бывших республиканцев будет искать нескольких крестьян? В-третьих, следы эти все равно нереальны, потому что за линией фронта Хемингуэй не был и ни с какими партизанами не встречался. В-четвертых, даже если предположить, что он написал о реальной группе (чего, как мы знаем, не было) — имена все равно были изменены: «Я рассказывал о диверсионных группах, — говорит Мамсуров Яковлеву, — описывал людей. Конечно, не называя имен». Ну, допустим теперь, что Хемингуэй дал точный «адрес» — был взорван мост в Эстремадуре, вблизи, например, Бадахоса. Как же будет выглядеть розыскной листок, предположим, на Пилар?

«Разыскивается участница взрыва моста вблизи Бадахоса, совершенного в конце мая 1937 года совместно с группой неизвестных бандитов. Имя неизвестно, приметы: пожилая, энергичная, сварливая. Муж любит хороших лошадей. До войны проживала в небольшом городке».

Миллион таких, конечно, не найдется, но тысяч сто — наверняка. Как видим, никакой, даже самый точный адрес диверсии никому повредить не смог бы, да и не так уж силен Хемингуэй в конспирации, чтобы делать такие расчеты. Но этого никак не скажешь о Мамсурове. Уж он-то знал, что его объяснение не состоятельно с профессиональной точки зрения. Почему же он хочет убедить нас в том, что место действия изменено? Не потому ли, что оно подлинное? Проверить это легко, так как автор романа точно указывает дату и район наступления:

Теперь? Чуть не в июне? (стр. 263). Мы можем взять Сеговию (стр. 95).

А как же вы продвинетесь к Ла-Гранхе, если мост будет взорван? (стр. 94). Указывается также и состав наступающих частей:

Гольц выгонит вперед всех этих пьянчуг, clochards, бродяг, фанатиков и героев, из которых состоит Четырнадцатая бригада… (стр. 418).

Дайте наблюдательный пост Шестьдесят девятой бригады. (Стр. 502).

Но мне приказано доставить этот пакет командиру Тридцать пятой дивизии, которая на рассвете начнет наступление… (стр. 453).

Итак, согласно роману, в самом конце мая силами 35-й дивизии под командованием Гольца, 14-й бригады как ударной силы и 69-й бригады республиканцы наступают на Ла-Гранху — Сеговию.

Теперь почитаем историю:

Другим наступлением в то время было наступление генерала Вальтера на Сеговийском фронте. 31 мая с 14-й интербригадой под командованием полковника Дюмона как ударной силой он прорвал оборону националистов у Сан-Идельфонсо. Наступление достигло Ла-Гранхи… (Hugh Thomas. The Civil Spanish War. 1968, p. 569).

Эта задача была возложена на 35-ю дивизию генерала Вальтера (Сверчевского), с участием 14-й интербригады и 31-й и 69-й испанскими бригадами… (Artur London. Espana, Espana… 1965, p. 268).

Как видим, полностью совпадают место, направление и время наступления, тот же командир (Гольц — Вальтер), и даже штабы хемингуэевского Гольца и реального Вальтера расположены в Эскориале. Совпадают и номера наступающих частей, и номер ударной части (лишь 31-ю бригаду не назвал автор романа).

Мамсуров снова наврал. Хемингуэй не «перенес действие в сравнительно тихий участок», а описал вполне конкретное наступление. Об этом говорит и Хью Томас (Hugh Thomas):

Это наступление республиканцев описано Хемингуэем в романе «По ком звонит колокол». (…) Это довольно странно, потому что в это время Хемингуэй ездил в Нью-Йорк и занимался кампанией по сбору средств для Республики. (…) В Испанию он вернулся позже в том же году. (Стр. 569).