Тау все еще стоял на тропе, в мнимом городе на Утесах, но в то же время он был не там. Было темно, как ночью, но он мог видеть, хотя и предпочел бы не видеть того, что оказалось перед ним. Там была Ослабляющая, которую окутывали тени, темные, как чешуя дракона. Она была скрыта. А остальные ярко сияли золотистой энергией своих душ – и это привлекало демонов.

Ближайший из них был массой костяных осколков, которые пронзали панцирь, заменявший ему кожу. Глаза у него были выпуклые и красные, а зубы – острые и длинные, как пальцы Тау. Он заковылял к нему, Тау пополз прочь. Зверь не обратил на него внимания и бросился на Индлову, с которым Тау только что дрался. Молодой Вельможа открыл рот, чтобы закричать, но зверь уже сжал челюсти вокруг его лица и оторвал нос, губы и язык. Вельможа упал – вместо рта у него была открытая дыра, он не издавал ни звука, а глаза в ужасе метались из стороны в сторону.

Тау отступил еще на шаг, не надеясь ни спрятаться, ни убежать. Он чувствовал, что Ослабляющая все еще держит его душу, не дает выбраться из этого дьявольского места. Он пытался различить ее в клубящемся тумане.

– Тау! – закричал Яу, голосом тонким и далеким, будто приглушенное эхо. Тау глянул в его сторону. Яу стоял всего в дюжине шагов, пронизанный золотистым свечением. Тау посмотрел на себя: он тоже светился. Он было двинулся навстречу Яу, но застыл. Его брата по оружию заметил демон.

Тварь не имела ничего общего с той, что все еще питалась Индлову. Приземистая, ниже плеча Яу, но мускулистая, словно извращенное подобие Разъяренного Ингоньямы. Она ощерилась на Яу, с толстых губ закапал гной, показались тупые зубы, способные раздробить кость. Яу упал навзничь, призывая на помощь, но его голос был приглушен самим темным миром, и демон двинулся к нему.

Тау воспротивился всем своим импульсам и, отгоняя страх, ринулся прямо в гущу схватки. Занес меч в сильной руке, с удивлением осознав, что тот все еще был при нем, и обрушил его на шею напавшего на Яу демона. Клинок попал в цель – вошел твари в самое мясо. Та завыла, встала на дыбы, выхватила у Тау меч и вцепилась в него когтями, ухватила за плечо и стала сдирать кожу, будто это была бумага.

Боль наступила мгновенно со всей силой. Тау, почти теряя сознание от мучений, отвел руку назад и рубанул демона поперек груди оставшимся мечом. Тот вздыбился, заревел, опустился на четвереньки и ринулся на него. Тау собрался с духом и со всей силы ткнул создание туда, где, как он предполагал, у него находилось сердце. Но оказался сбит с ног, когда демон врезался в него, и оба закувыркались по болотистой жиже Исихого.

Тау выронил оружие и потерял чувство ориентации в пространстве. Попытался пнуть демона, но, будучи схваченным, мало что мог сделать. Тау лишь молился, чтобы тварь погибла от его последнего удара, но глаза демона были сосредоточены на Тау, и он тянулся к его шее.

Тау выставил руку, чтобы его остановить. Демон сжал челюсти вокруг его локтя и вгрызся, сдавливая кожу и кость. Тау ощутил боль, всю ее глубину, и закричал. Зверь задергал из стороны в сторону головой, потом всем туловищем, и от боли Тау едва не лишился рассудка. И когда он уже разрывал изувеченную руку в клочья, в мир вновь вернулся свет.

– Тау! Тау! – Яу стоял над ним.

Тау отполз, ударившись спиной о стену.

– Беги! Он меня схватил! – закричал Тау, глядя на свою руку и ожидая увидеть ее жалкие клочья. Но рука была цела. Он искал боль, от которой только что мучился. Но боль исчезла.

– Тау, слушай меня, мы выбрались, – сказал Яу. – Ты… ты спас меня от него.

Тау кое-как перевел дыхание и выпученными глазами оглядел тропу. Ослабляющая сидела на коленях и плакала. Последний Индлову, с которым дрался Тау, царапал себе лицо руками и что-то бормотал, лежа перед ней на земле. Тот, с которым дрались Ойибо и Чинеду, лежал в позе зародыша, и его тело сотрясала дрожь.

– Что это, во имя Богини, было? – спросил Тау дрожащим голосом.

– Она продержала нас слишком долго, – объяснил Яу.

Тау поднялся и, ощущая слабость в ногах, шагнул к Одаренной, готовый навлечь на себя гнев цитадели, Вельмож и всей школы Исиколо. Он хотел выразить этой бездарной негоднице все свое негодование. Она услышала, что он приближается, и, не поднимаясь с колен, подняла голову. Совсем юная, скорее дитя, чем женщина, она выглядела такой маленькой, потерянной и испуганной. Она была… Низшей Мирянкой, и все проклятия, которые Тау был готов на нее обрушить, ушли в никуда.

– Что ты сделала? – спросил он, но она никак не могла успокоиться.

Когда подошел Яу, Одаренная сквозь слезы увидела его и вскинула руку, словно отгоняя его или, возможно, пытаясь послать еще одну волну ослабляющей энергии. Только было слишком рано. Ее силы еще не могли восстановиться, но Тау все равно в страхе отпрянул.

– Вот уж нет, леди Одаренная, – произнес Яу, прикасаясь пальцами к ее плечу. – Я до вас дотронулся. Вы больше не участвуете, нэ?

Она ничего не сказала, лишь кивнула.

– Братья, – сказал Яу, – давайте вернемся в круг. Поможем остальным, скажем им, что Ослабляющая вышла.

– Не могу, – сказал Ойибо.

– Что? – спросил Яу.

– Ойибо просил Богиньей милости, раньше… перед тем, как случилось все остальное, – пояснил Чинеду. – Этот… – Он указал на дрожащего Индлову. – Он был… тварь его схватила, и она…

У Тау едва нашлись силы.

– Ладно, тогда идем втроем, – сказал он, поднимая свои упавшие мечи.

– Леди Одаренная, – обратился Яу. – Вы присмотрите за Индлову? Позовете аквондисе, когда мы уйдем?

Она сидела крепко зажмурившись и молчала.

– Я позову, – заверил их Ойибо.

– Идем, – повторил Тау, и трое бойцов рысцой побежали по дорожке, навстречу новым боям, той же дорогой, что пришли.

Сойдя с тропы в резкий свет широкого круга, Тау насчитал семерых Индлову, которые дрались с одиннадцатью его братьями по оружию. Схватки были ожесточенные и шли не лучшим для Чешуя Джавьеда образом. Противники разделились на несколько мелких групп, и шестеро Индлову теперь дрались в парах. Седьмого оттеснили в угол, где он отбивался от троих наседавших на него Меньших. Хадит был на ногах, но на теле инколели виднелись порезы, а лоб сердито наморщился.

– Ослабляющая в пепел! – крикнул Тау, желая подбодрить свой Чешуй. И повернувшись к братьям, прибежавшим с ним, распорядился: – Помогайте, кому можете. Давайте с этим покончим! – сказал он и ринулся на помощь Хадиту.

– За… Богиню! – прогремел Чинеду.

Хадит дрался плечом к плечу с двумя другими Ихаше против двоих Индлову.

– Я буду слева, – сказал Тау, вступая в бой.

Индлову с левой стороны, с толстой бочкообразной шеей, был велик, как гранитная глыба. Его темная кожа блестела от пота – такие люди обычно издавали отвратительный запах.