Председатель хотел остановить его.

— Позвольте, полковник, — возразил Кадрус, — рано или поздно я это скажу, так что лучше сейчас.

Он продолжал:

— Я всегда нападал только на гнусных плутов, разжиревших от крови и пота бедняков, я убивал только негодяев или врагов, которые вынуждали меня защищаться. Больше всего сожалею я о том, что мне пришлось убить столько неустрашимых и храбрых солдат. Я был повелителем больших дорог, составлявших мою империю. Мое право было правом сильного — единственное право, посадившее Наполеона на французский престол. Он украл свою корону, а я украл свою. Следовательно, мы равны. С тремя сотнями я сделал больше, чем он с миллионом солдат. Теперь судите и казните Кадруса. Тело погибнет, а слава останется.

Он обвел толпу орлиным взором и сказал, садясь:

— Больше говорить не стану. Я сказал все. Действуйте.

Председатель понял, что он не добьется больше ни одного слова. Суд шел своим чередом, выслушивали свидетелей. После обвинительной речи зал очистили, трибунал стал совещаться. Все ждали приговора, зал опять открыли, смертная казнь была объявлена единогласно. Потом председатель объявил, что приговор тотчас же приведут в исполнение во дворе тюрьмы в присутствии народа.

На глазах десяти тысяч человек Кадруса вывели во двор и поставили к стене. Полковник, председатель трибунала, сам пошел командовать расстрелом. Кадрусу хотели связать руки и завязать глаза, но он отказался.

— Полковник, — сказал он, — я прошу вас уважать обычаи. Любому человеку позволено последнее желание.

— Хорошо, — сказал полковник.

Офицер обернулся к своим солдатам.

— Целься! — приказал он.

Только полминуты отделяло вожака «кротов» от смерти.

Пока Кадруса судили, в Тюильри происходили описанные нами сцены. Принцесса Полина выпросила у Наполеона приказ отменить казнь вожака «кротов». Но император в записке велел опоздать офицеру, везшему этот приказ. Наполеон отдал эту записку своему камердинеру Константену, тот не знал, что в ней, для него эта записка или для офицера. Он хотел прочесть ее. Но принцесса шла за ним и торопила его.

— Друг мой, — говорила ему герцогиня, — спешите, дело идет о жизни человека.

— Герцогиня, — ответил Константен, — я спешу, как могу.

— Побежим.

— Не могу. У меня ревматизм.

Герцогиня не хотела ничего слышать и вырвала приказ из рук камердинера. Тут она увидела бумагу, оставшуюся в руке Константена, и заметила его бледность и встревоженное лицо. Она поняла все.

— Дайте мне эту бумагу, — приказала она.

— Герцогиня…

— Дайте!

— Герцогиня!

— Берегись… Если ты не отдашь, я рано или поздно тебя погублю.

Константен счел, что благоразумнее будет согласиться. Он подумал, что может оправдаться перед Наполеоном, сославшись на приказ герцогини, и отдал записку. Герцогиня прочла и пришла в негодование. Она выбежала во двор и увидела ординарца, уже сидевшего на лошади. Там стояли двое часовых — один конный, другой пеший.

— Вот! — сказала она ординарцу. — Поезжайте, сударь, я еду с вами. Сойдите, друг мой, — сказала она часовому. — Приказ императора.

Солдат слез с лошади, герцогиня быстро вскочила на нее. Она была превосходной наездницей и быстро поскакала вместе с ординарцем. Но у Венсенна, увидев на улице столько народу, она испугалась. Во дворе взвод уже изготовился стрелять в Кадруса. Вдруг герцогиня закричала:

— Остановитесь! Приказ императора!

Кадрус был очень удивлен этим неожиданным помилованием, но вдруг в тени увидел женщину на лошади.

— Жанна, — шепнул он.

В его черных глазах сверкнули слезы. Он думал, что его жена выпросила ему прощение. Ах! Жанна сделала бы все, чтобы пробраться к Жозефине или Наполеону.

Между тем приказ императора был прочтен, и Кадруса отвели обратно в тюрьму. Комендант Венсеннской крепости вдруг увидел на лошади женщину, закутанную в длинный плащ.

«Это, должно быть, его жена», — подумал он.

Он помог принцессе сойти с лошади и отвел ее в сторону. Думая, что перед ним жена Кадруса, он сказал герцогине:

— Сударыня, он спасен! Между нами, ваш муж очень храбрый разбойник.

Полина вздрогнула и не стала разубеждать коменданта. Он продолжал:

— Я понимаю, что вы любите его… несмотря ни на что. Хотите его видеть?

— Да.

Комендант проводил молодую женщину в довольно уютную комнату. Когда он ввел туда герцогиню, Кадрус продолжал думать, что это его жена. Когда комендант вышел, Кадрус обнял ее, но тотчас заметил свою ошибку.

— Как?! Это вы, принцесса? — удивился он.

Она зарыдала.

Кадрус понял безграничную преданность молодой женщины и искренне проникся к ней глубоким уважением.

— Герцогиня, — сказал он, встав на колени, — не плачьте. До сих пор только моя гордость мешала мне обожать вас. Но теперь, несмотря на существование Жанны, которую я люблю, я обещаю вам всегда помнить эту ночь. Не могу сказать, что сожалею о прошлом, но клянусь вам, что теперь будущее кажется мне лучезарным, когда у меня в сердце пылкая страсть и глубокое благоговение.

— Друг мой, — сказала герцогиня, — я так волновалась…

Через десять минут комендант постучал в дверь и спросил:

— Могу я войти?

— Да! — ответил Кадрус.

— Сударыня, — обратился комендант к герцогине, — проститесь с вашим мужем, я должен вас увести.

— Благодарю, вы очень любезны.

Она протянула ему руку. Он поцеловал ее. Герцогиня кивнула Кадрусу и вышла.

Вернувшись домой, герцогиня послала за Жанной. Та тотчас приехала.

— Милая моя, — сказала герцогиня, — ваш муж спасен, я выпросила ему помилование.

Жанна упала на колени, герцогиня подняла ее и поцеловала.

— Это еще не все, — сказала герцогиня. — Он должен убежать из тюрьмы.

Жанна задрожала.

— Из тюрьмы? — прошептала она.

— Да. Я почти силой вырвала помилование у его величества.

Она рассказала, как все было, потом добавила:

— Взбешенный император решил, что не отменит своего помилования, но хочет, чтобы ваш муж был отправлен в Тулон.

— Это ужасно! — сказала Жанна.

— Мы освободим его оттуда. Вы знаете, что можете вступить в орден викентианок?