В эту минуту она услышала трескотню сверчка. Жанна вздрогнула и прислушалась. Звук не стихал. Это был условный знак «кротов», предупреждающий, что они рядом. Жанна тотчас ободрилась.

— Я долго ждала, — сказала она. — Мне некогда. Поспешите.

Барон, чтобы отвлечь ее внимание, встал и подал бумаги, прося их прочесть. Она протянула руку, чтобы их взять, когда Шардон вдруг набросил ей на голову толстую шаль. Но тут заслонка камина упала на пол, оттуда выскочили два человека с кинжалами в зубах. Убийцы в одну минуту были связаны. Жанна побледнела, но не испугалась. Ее успокоил сверчок. Она протянула руку каждому «кроту», и те почтительно поцеловали кончики ее пальцев.

— Благодарю! — сказала она.

Потом, заметив их кинжалы, она добавила:

— Вы вооружены?

— Да, — ответили они.

Тогда она подошла к дяде и сказала твердым голосом:

— Вы убийца! Вы хотели меня убить! Я осуждаю вас на смерть!

Потом она обратилась к Шардону:

— Ты разыскал того, кто донес на Кадруса. Ты тоже умрешь. Убейте их! — приказала она «кротам».

Оба разбойника воткнули свои кинжалы в грудь жертв, кровь залила пол.

— Теперь, — велела Жанна, — свяжите меня, возьмите золото и езжайте в Тулон. Полицию я собью с толка, сказав, что на меня с дядей напала шайка Родена. Приказываю вам найти меня в Тулоне. До свидания!

Разбойники повиновались. Через час Жанну развязали слуги. Вызванный полицейский комиссар снял показания с молодой женщины.

Роден, парижский сподвижник Кадруса, был признан виновником этого двойного убийства. Полагали, что он пощадил Жанну только потому, что она была женой Кадруса.

Таким образом, Жанна стала единственной наследницей огромного состояния барона помимо своего собственного. Если Кадрусу удастся бежать, он мог бы вести роскошную жизнь в Индии или Америке. Но убежит ли он?

Через неделю Кадруса привезли в Тулон и поместили в тюрьму.

Там надзиратель сказал ему, что он будет работать в канцелярии. Кадрус увидел в этом вмешательство герцогини. Но от Жанны не было никаких известий.

Однажды вечером тюремщик подал Кадрусу письмо, в котором было написано:

«Один из ваших «кротов», Белка, на свободе и хочет вас вызволить. Можно ли ему доверять?»

Кадрус посмотрел на тюремщика, тот сказал:

— Мне поручила вам это отдать какая-то дама, за это я получил десять тысяч франков.

— Хорошо, — сказал Кадрус.

— А ответ?

— Да.

— И только?

— Да.

Принцесса Полина получила лаконичное «да», но этого было достаточно.

На другой день после ее приезда, агент, игравший роль Белки, явился к ней переодетый морским офицером. Принцесса нашла его перевоплощение прекрасным. Она не подозревала, что имеет дело вовсе не с «кротом». Агент сказал ей, что придумал план побега, и считал, что Кадрусу надо притвориться больным и перейти в лазарет.

— Туда, — сказал он, — ему доставят одежду сторожа, и он легко убежит.

Герцогиня согласилась и дала агенту письмо Кадрусу, но агент отнес его начальнику тюрьмы. Тот получил приказ из Парижа содействовать агенту. Они договорились передать эту записку Кадрусу, позволить ему перейти в лазарет, чтобы один из тюремщиков выдал себя за подкупленного герцогиней де Бланжини и дал ему одежду сторожа. Караульные позволят ему бежать, но убьют его при попытке к бегству.

В тот же вечер Кадрус получил письмо от герцогини. На другой день он сказался больным, его перевели в лазарет. Кадрус печально подумал: «Жанна меня забыла, Герцогиня действует одна. Неужели мне бежать с ней? Неужели между мной и Жанной все кончено?»

Пока Кадрус обвинял Жанну в том, что она бросила его, она творила чудеса, чтобы спасти его. Она поняла, что герцогиня любит ее мужа и что он ей обязан отменой казни. Как всякая ревнивая женщина, Жанна стала решительной и свирепой. Она задумала смелый план.

Она отправилась на прием к настоятельнице монастыря. Бедность ордена викентианок вошла в пословицу. Когда настоятельница узнала, что Жанна вступает в орден, она очень обрадовалась: ее монастырь получит значительные средства. Конечно, она не думала, что все богатство Жанны достанется ее будущим сестрам, но надеялась, что новая сестра сделает монастырю большое пожертвование.

Когда Жанна пришла, настоятельница приняла ее с распростертыми объятиями, но гостья холодным тоном попросила разговора наедине.

— Хочу сказать вам прямо, — начала она, — что не собираюсь вступать в ваш орден. Я не чувствую в себе никакого призвания. Я люблю своего мужа и хочу его спасти.

Эти слова она произнесла внятно и резко, так что настоятельница была поражена. Все ее надежды рушились, глаза заволокло слезами, а из груди вырвался глубокий вздох.

— Дитя мое, — сказала она, — разве вас принудили прийти ко мне?

— Нет, — ответила Жанна, — я пришла добровольно и говорю вам, что хочу вызволить мужа из тюрьмы. Чтобы помочь ему в этом, я хочу стать сестрой-сиделкой в вашем Тулонском монастыре. Вижу, — сказала она, осматриваясь вокруг, — что у вас все голо, печально и мрачно, а я могу исправить все это.

— Каким образом?

Глаза настоятельницы сверкнули радостью.

— Я не вступлю в ваш орден, но сделаю вам богатый подарок. Скажите откровенно, сколько вам нужно для того, чтобы возвратить вашему ордену его прежний блеск?

— Много, к несчастью, слишком много.

— Все-таки скажите.

— Не смею.

Жанна улыбнулась.

— Сколько ваших сестер в тюрьме в Бресте? — спросила она.

— Пять.

— А в Лориене?

— Три.

— В Тулоне?

— Пять.

— В Рошфоре?

— Три.

— В парижских тюрьмах?

— Двенадцать.

— А всего сколько?

— Двадцать восемь.

— Сколько нужно на ремонт монастыря?

— Почти двести тысяч.

— Положим столько же на меблировку, на белье.

— Это будет четыреста тысяч. Просто ужас!

— Наконец, сколько вам нужно в год, чтобы у сестер были хороший стол и приличная одежда?

— Франков полтораста на каждую.

— Стало быть, это триста тысяч.

Жанна вынула из кармана документ, заверенный у нотариуса, и сказала: