— Вот четыреста тысяч на монастырь, шестьсот тысяч на сестер. Император одобрил это приношение, вам остается только его принять.

— О, дочь моя, вы нас спасаете! — сказала настоятельница, обнимая Жанну.

Та осталась холодна. Она чувствовала, что играет в большую игру.

— Вы не обязаны меня благодарить, — сказала она, — это договор: вы мне платите, и я вам тоже.

Настоятельница опустила голову. Она забыла, какой ценой покупает богатство ордена. Жанна продолжала:

— Подумайте, я хочу помочь мужу бежать из тюрьмы.

Настоятельница побледнела. Пособничать побегу! Какой может быть скандал! Она печально вздохнула.

— Я не могу согласиться, — сказала она.

— Вы боитесь взять на свою совесть такой поступок? Разве это проступок? Разве Господь предписал страдать телу? Зачем Ему острог, когда у Него есть ад и вечные муки?

Настоятельница размышляла.

— Я не думаю, — сказала она, — что дело, на которое вы решились, очень греховно, дитя мое. Меня заботит не это.

— А что же?

— Я вам скажу. Я боюсь, как бы папа римский не запретил наш орден после этой огласки.

— А! Это ваше единственное опасение? — спросила Жанна. — Я его развею. Нам будет покровительствовать герцогиня де Бланжини.

— Принцесса Полина?

— Она. Она любит моего мужа…

Настоятельница вздрогнула.

— Да! Она моя соперница, — продолжала Жанна, — но она заступится за вас, когда узнает, что вы спасли Кадруса. Я тоже буду на вашей стороне. У меня шестьдесят миллионов.

Бедная настоятельница растерялась.

— А если мне откажете, вы погубите себя, — сказала Жанна, — я стану вашим врагом. Я подкуплю влиятельных людей, чтобы погубить вас, и преуспею, поверьте мне.

— Вы это сделаете?

— Клянусь.

Настоятельница с удивлением смотрела на эту необыкновенную женщину. Она видела решимость на ее осунувшемся от горя лице. Она видела крах своей обители. Она видела, как ее станут преследовать. Она уступила и сказала с горьким вздохом:

— Хорошо, я согласна. Да простит меня Господь, если я обманываюсь!

— Вот вам дарственная запись. Теперь дайте мне клятву.

— В чем?

— Что вы не измените мне.

— Клянусь!

— Что будете мне служить.

— Обязуюсь!

— Дайте мне письмо настоятельнице Тулонского монастыря.

Настоятельница написала. Жанна прочла.

— Теперь прощайте, — сказала она, — я не забуду о вас.

Она вышла, прося настоятельницу никому не говорить, что она уехала в Тулон.

Кадруса перевели в лазарет. Он спрашивал себя, осталась ли в нем любовь к Жанне. Он чувствовал себя брошенным, гордость его была уязвлена. Он подумал, что второй удар, поразивший его, убил любовь Жанны. Он проклинал слабость молодой женщины, но что-то в его сердце невольно заступалось за нее.

Он предавался этим размышлениям, когда вошли сестры милосердия. Все были под покрывалами. Однако он вздрогнул. Он знал, что Жанна хотела вступить в этот орден, и говорил себе: «Может быть?!»

Но две сестры равнодушно прошли мимо. Третья сестра как будто что-то им сказала.

«Это не она», — подумал Кадрус.

Но вдруг все три женщины подошли к его кровати. Одна из них спросила:

— Номер семь тысяч восьмой?

— Да, — сказал Кадрус.

— Вы поступили сегодня утром?

— Да.

— Что у вас?

— Лихорадка.

— У вас есть жажда?

— Сильная.

Тогда сестра милосердия сказала двум послушницам, сопровождавшим ее:

— Ступайте в аптеку и принесите кремортартар, пока врач чего-нибудь не пропишет.

Она ушла в сопровождении послушницы. Другая послушница пошла в аптеку и вернулась. Кадрус очень удивился, услышав, что эта женщина подражала треску сверчка, подходя к нему.

«Крот»? — подумал он. — Сестрой милосердия? Это уж чересчур!»

Он насторожился. Послушница подошла и сказала:

— Вот кремортартар. Здравствуйте, командир. Пейте понемножку, — прибавила она громко.

А потом опять тихо.

— Я Белка.

«Я теперь понимаю, — подумал Кадрус. — Его прислала принцесса. Она подкупила сестер милосердия».

Белка продолжал:

— Если с вами сделаются судороги, позовите меня. Она тоже здесь, — добавил он тише. — Это другая сестра.

Он ушел. Кадрус подумал:

«Очевидно, речь идет о герцогине. Какая смелость! Здесь! Как она меня любит!»

Кадрус наблюдал за Белкой. «Крот» имел вид смиренной, праведной, скромной женщины. Покрывало было опущено очень низко, глаза потуплены. Кадрус пытался рассмотреть вторую сестру, но герцогиню не узнал.

«Как это странно!» — подумал он.

Белка вернулся.

— Она еще не смеет подойти, — сказал он, — она так взволнована.

Он ушел, а Кадрус повторял себе: «Она другого роста».

Однако он был уверен, что это герцогиня.

Эта ошибка Кадруса стала большим несчастьем для Жанны. Она позволила свободно действовать агенту, выдававшему себя за Белку. Жанна придумала смелый план — выдать юношу за женщину. Это было для нее легко. Получив от настоятельницы рекомендации, она выдала Белку за свою молочную сестру и просила принять в помощницы. Но Белка не сказал Кадрусу: это ваша жена, и Кадрус подумал совсем другое. Когда сестры милосердия ушли, фельдшер, науськанный агентом, явился к Кадрусу, и тот ему поверил. Как могло быть иначе? Даже Белка не знал, что Белка-агент ставит его вожаку капкан. Фельдшер сказал, что по приказанию доктора надо отделить № 7008, так как у него заразная лихорадка.

Кадруса положили так, что пять пустых кроватей отделяли его от других больных. Потом фельдшер шепнул Кадрусу:

— Герцогиня заплатила мне, чтобы вас спасти.

— Хорошо, — сказал Кадрус, — и я тебя награжу. Как же я убегу? — спросил он.

— Очень просто. Вы знаете коридоры тюрьмы?

— Еще бы! Я тут сидел.

— Сегодня вечером под тюфяком вы найдете сверток с одеждой.

— Очень хорошо.

— В десять я, словно нечаянно, погашу лампу. В темноте вы переоденетесь сторожем, потом выйдете из зала, и во дворе спокойно пройдете мимо часового. Он примет вас за настоящего сторожа. Вы согласны?