– Да нет, спасибо. – Она нервно отбросила ложечку. – Нет… яникому ничего не говорила.

– Почему?

– Ну как вы не понимаете? – сердито глянула она исподлобья.– Я вообще об этом случае молчала! Никому ни слова не молвила, только вмилиции, ну и маме. А она взяла да и разболтала нашей соседке, а та,оказывается, в газете работает. Я чуть не умерла, когда ту заметку прочитала,главное, она даже первую букву моего имени указала! Зачем такие вещи делать?!Хорошо, хоть никто ни о чем не догадался. Я вообще молчала как рыба, вотсегодня Таньке, дура, проболталась, и то только потому, что выпила. Мне вообщепить нисколько нельзя, тем более водку. Но Танька – она нормальная девчонка,она сплетничать не будет.

У Долохова о Татьяне сложилось несколько иное мнение, но они его благоразумно оставил при себе. Пусть все свои разочарования Люда испытаетбез его участия и как можно позднее. А впрочем, возможно, она и права. Дай-тобог!

– Я было подумала тем милиционерам позвонить, которые тогдапротокол составляли, а потом я решила: это только нервы снова трепать ипозориться. У меня же нету доказательств. А парень наверняка отоврется! И яопять останусь дура дурой. И потом…

Люда умолкла и отвела глаза.

– Ну, что потом?

Люда опять стала скрести ложкой в пустой чашечке.

Долохов вздохнул, пошел к стойке, выбрал два желе, не глядя,заплатил, поставил их перед Людой. Она с тем же меланхолическим выражением лицапереключилась с пустой чашечки на полную.

– Итак? – спросил Долохов, вклинившись между первой ивторой. – Я правильно понял? Дело не в том, что вы не вполне уверены, что этотот самый парень? А в том, что он вам понравился, этот Рутгер Хауэр, да?

Люда молча принялась за второе желе. Судя по цвету, оно былоизготовлено из стиральной синьки. Долохов запаниковал было, а потом вспомнилэтикетку: «Голубичное» – и малость успокоился.

– Ну, в общем-то… – наконец пробормотала Люда. – Как вамсказать… Он очень красивый. Мне такого типа мужчины всегда нравились: высокие,холодные, со светлыми глазами, стройные. Скандинавского типа. Но я имсовершенно безразлична, как назло. Они меня просто в упор не видят! На меня,наоборот, западают брюнеты среднего роста. И я вдруг подумала: а как,интересно, было бы, если бы я… ну, понимаете… если бы я согласилась? Вы,наверное, скажете, что я какая-нибудь сумасшедшая, но я никак не моглаперестать об этом думать. Это ненормально? Развратно, да? Ну скажите, вы ведьтак считаете?

В голосе ее зазвенели слезы. Долохов рефлекторно дернулсяотправиться за очередным «транквилизатором», однако на полочках к этому временибольше не осталось ни одной порции желе.

– Ой, Люда, сложно все это, – вздохнул он. – Нормально,ненормально… К примеру, я знаю случаи, когда женщины влюблялись в тех, кто ихизнасиловал. Вы такое можете себе представить?

Люда посмотрела испуганно:

– Но ведь он меня не насиловал! Он меня даже пальцем нетронул!

– Ну да. В том-то и дело.

– Я… в общем, я тогда стала о нем думать, – быстрозаговорила Люда, как будто теперь чувствовала необходимость вывернуть душунаизнанку. – Я стала даже какие-то оправдания ему искать! Подумала: может быть,он попал в ту компанию случайно? Оттого, что искал острых ощущений? А плохогоничего не хотел.

– М-да… – не удержался Долохов.

– А что? – запальчиво возразила Люда. – Вот вы сказали, чтовы частный детектив. А могли бы работать, к примеру, ну, я не знаю, бухгалтеромили инженером… Но вы тоже ищете чего-то особенного в жизни! Остроты ощущений!Или вот мой жених. Он милиционер, между прочим.

– Милиционер?! – изумился Долохов. – У вас жених –милиционер?

– Ну да, мы в школе вместе учились, только он на два классастарше. Потом окончил школу милиции и по распределению работает во Владимире.Мы из-за этого никак пожениться не можем, потому что он хочет жить воВладимире, ему там очень понравилось, а я хочу в Нижнем остаться. И мы никак недоговоримся…

Долохов подумал, что Людмилиному избраннику архисрочно нужнодоговориться с невестой, а то он ее очень скоро потеряет. Симптомы весьматревожные…

– Так что ваш жених?

– Ну, когда ему говорят, у него безумная работа, как можноее выдерживать, он просто объясняет, что ему необходимо нечто остренькое в жизни,понимаете? Моя мама злится, ей не нравится, что Валерка мент, она говорит – этобеременных на остренькое тянет, а ему работу надо менять. А я Валерку оченьдаже понимаю. Острота в жизни нужна!

– Сколько я знаю, беременных потягивает на солененькое, –осторожно сказал Долохов. – А впрочем, не стану спорить, я не специалист в этомвопросе. Но в любом случае уверен: даже если ваш жених работу сменит на самуюспокойную и ему вдруг снова захочется «остренького», он вряд ли пойдет по ночамграбить девушек и приставать к ним с гнусными предложениями. Тут вопрос не вжажде сильных ощущений, а в элементарной порядочности человеческой. Так что,Людочка, выкинули бы вы из головы своего Рутгера Хауэра, мой вам совет! Может,он и похож на богатыря-викинга, но натура у него – гнусного, поганого уродца,который в дырки в общественных туалетах подглядывает.

Люда покраснела, бросила на Долохова сердитый взгляд, но тутже лицо ее стало грустным.

– Не думайте, что я сама этого не понимаю, – сказала, отводяглаза. – Но иногда бывают какие-то вещи, которые мы в себе не можем одолеть. Ия даже рада, что этот парень больше на тренажеры не ходит. Уже больше месяца. Ясначала прямо переживала, когда он исчез. Даже выяснила, как его зовут, ителефон домашний узнала. Представляете, принесла администраторше тренажерногозала коробку конфет, и она мне на листочке записала номер. И я, как дура,позвонила ему раз или два! Но телефон не отвечал, не отвечал, я и бросилазвонить. Может быть, он уехал?

– Ну и как его зовут? – спросил Долохов с самым что ни наесть беспечным видом.

– Роман Карташов, – сказала девушка.

Долохов опустил глаза. Именно этого он и ожидал с самогоначала, как только зашла речь о тренажерном зале. Имя вовсе не было для негопустым звуком. Совсем даже нет! Один известный ему Роман Карташов бесследноисчез именно месяц с небольшим назад, и следы его пока что обнаружены не были.