– Эх, скорей бы. После вчерашнего трубы горят…

Собеседник пижона выглядел как-то не очень. Тоже еще довольно молодой, но весь какой-то потасканный, побитый жизнью. Длинные сальные патлы, кеды, коричневые брюки клеш и разноцветная – красная с цветами – рубаха, завязанная на впалом животе залихватским узлом. Вот, тоже не как все – не в серо-черной гамме. В такой рубахе парень, верно, сошел бы за своего и в цыганском таборе.

– Ты это, Миха… когда приехал-то?

Ага. Пижона звали Михой.

– Вчера еще. – Парень скривился, как от зубной боли. – Ну сколько говорить – не Миха, а Мик. Ну, как Джаггера. Ой… смотрю, не изменилось тут у вас ничего.

– В клубе завтра танцы. Придешь?

– Хо! У вас тут, поди, еще под «Шизгару» пляшут. Или под «Добрых молодцев».

«Добры молодцы» были произнесены с нескрываемым презрением.

– Не, у нас ансамбль свой. ВИА.

– Ну, я и говорю. Эх… – Сняв очки, пижон Мик мечтательно прищурил глаза. – Куплю вайну. Дринкну… И – вуаля! Сниму какою-нибудь герлу и…

– Как-то ты непонятно говоришь, парень! – хмыкнул кто-то в толпе.

Ой, не просто толпа это была – очередь! Все стояли и кого-то обсуждали, громко смеялись и вовсе не стеснялись самых грубых ругательств. Говорили по-русски, правда, с явным южным выговором – на мягкое «хгэ».

– Вчерась бригадир заглянул, мля… Я вас, грит, завтра на комсобрании пропесочу! А тут и комсорг!

– У вас комсоргом-то Гриня, что ль?

– Не, Гриня – культурный сектор. А комсорг – Анька Колотько.

– Анька – дивчина гарна.

– А что за вино-то привезли, а?

– Говорят, «Ркацители»… По две бутылки в руки.

– Хэ! Ну его к лешему. Кислятина, да и дорого. Нам бы что попроще. Гнилушки или плодово-выгодного.

– «Агдам», говорят, привезли. Васька Гринько с утра видал – разгружали.

– То-то он уже с утра и пьяный. Видать, с грузчиками забухал.

– «Агдам» – это хорошо!

– Два шестьдесят, однако! Нам так не жить… Нам бы «Зосю» по рубль пятнадцать.

– Не, «Золотой осени» точно нет. Говорят, «Биле мицне». По рубль семьдесят.

– О! Это ж не вино. Это сказка!

Дашка почала головой и неожиданно улыбнулась:

– Честно, я вот только того, что в джинсах, и понимаю. Остальные – темный лес. Вроде и по-русски все говорят… А ничего не понятно! Комсорги какие-то… секторы…

– Здесь восемьдесят шестой год, Даш, – хмыкнул Витек. – Незадолго до взрыва.

Девушка отмахнулась:

– Да счас! Ага, я такая взяла и поверила.

– Верь – не верь, твое дело.

– Хватит спорить, – хмуро оборвал Валера. – Нам ведь надо обратно, в Москву. Витек – на поезде?

– Да нет! Говорю же – восемьдесят шестой год. «Кротовину» нужно.

– Так она же…

– Не та! Та – простая. И в обратную сторону не действует. Здесь еще другая есть. Недалеко, километрах в пяти.

– Так пошли уже! – Дашка примирительно улыбнулась. – Восемьдесят шестой это или, может, вообще царское время… Какая разница? Чего здесь толпиться-то? Нам домой надо. Кстати, как твоя рана?

– Да как сказать… – замялся Витек.

Девушка быстро сняла с руки браслетик, протянула:

– На вот, надень. К вечеру от твоей раны… В общем, сам увидишь.

Хоть и гад был Витек, а все равно жалко. Тем более они ведь вместе сейчас из переделки выбирались.

– Так через толпу и пойдем? – на миг засомневался Валерий.

Хабар махнул рукой:

– А чего ж? Одеты мы правильно… Никто ничего не заподозрит.

Ну да, на одежду беглецов особого внимания не обратил никто. Пару раз только спросили:

– Из леспромхоза, что ль?

– Нет, приезжие.

– А… турысты. Понятненько. Так у вас, верно, прописки нашенской нет? Что тогда пришли? Не продадут, и не стойте. Да и девке вашей, поди, двадцати одного нет?

Беглецы старались в разговоры не лезть. Просто шли, протискивались сквозь толпу, да Дашка иногда хлопала по рукам особо любопытных индивидуумов, пытающихся ее пощупать.

– Ой, глянь, какая симпотная кралечка!

– Смотри-ка, она и без лифчика, что ль?!

– Ничо. Придет вечерком на танцы…

Уже почти выбрались…

– Парни, обождите чуток! – Беглецам вдруг перекрыл путь тот самый пижон в джинсах – Миха или Мик, как там его…

– Из города?

– Ну, да…

– Вижу, что не лохи деревенские. Клевая маечка! – Пижон осчастливил Дашулю оценивающим взглядом и тут же перешел к главному: – Дело есть… выгодное. Отойдем…

Валера тряхнул головой, но Витек заинтересовался:

– Что еще за дело? Быстрей излагай. Спешим очень.

– Понял. Вот!

Ловким движением циркового фокусника пижон выхватил из холщовой сумки… квадратный оранжевый конверт с черным рисунком…

– «Карнавал» – «Ступени». Клевый пласт! За червонец отдам. Неигранный!

Витек разочарованно хмыкнул и махнул рукой:

– Па-ашли отсюда. Говорю же – некогда нам.

– Чуваки! Погибаю! Не хватит на «Агдам». Ну, за пятерку, а? За четыре семьдесят… Чтоб уж на «Андроповку»… А?

– Два часа, мужики-ии!

Вот это был клич! Громкий, словно зовущий на битву. Собравшаяся у сельпо толпа мгновенно пришла в нездоровое состояние, оживилась, подаваясь ближе к магазину и вовлекая в себя всех, кто неосторожно оказался поблизости.

– Марья! Открывай уже, время!

– Открывай, Марь-Иванна! Не то…

Дверь сельпо медленно открылась. Будто сорвавшаяся с цепи, толпа рванулась, сминая на своем пути все! Все бежали, лезли вперед, толкаясь и скандаля, по головам, по ногам друг друга, размахивая кулаками, ругаясь и истошно крича.

– Вас здесь не стояло!

– Я щас в морду дам!

– Уши, уши… По ушам-то зачем, а-аа!!!

С треском оторвался чей-то рукав. Кого-то повалили наземь. Кто-то кого-то пнул, и тотчас же началась драка! Люди словно сошли с ума.

– Ой! – Оплеуха прилетела и Дашке, не говоря о парнях – те уже бились вовсю.

Толпа не отпускала беглецов, властно захватив в свои объятия. Принцип был один – все дрались, и ты дерись.

– Н-на! Получи, фашист, гранату!

– Вот тебе, вот!

– Ага-а! Попался! Кто тут без очереди-то хотел?