О чем он думал, когда это говорил? Да все о том же: лучше каждый день получать по десять коров, чем сожрать однажды двадцать человек. Упыри, конечно, упыри, но не дураки...

Дураки! Красные огоньки развернулись почти синхронно, вся-вся тысяча, и молча пошли в сторону Михайловки! Это в Ленькины планы не входило. Он-то надеялся завтра под шумок перетащить михайловцев к себе в Сходню, а упырям сказать, что разъехались. Не пойдут же они по домам всех пересчитывать. А пойдут – лишатся выкупа, условия договора такими были: чудища не идут в деревню, деревня платит. Но сейчас...

Ленька перемахнул через низкий заборчик, отделяющий огород от упырей:

– Эй, куда, стоять! Я пошутил! Не надо Михайловку жрать... Пятнадцать!

Упыри не оборачивались. Ленька в темноте уткнулся носом в чей-то черный капюшон, но его владелец даже не вздрогнул. Научились торговаться чудища. Прямо как на рынке, когда медленно отходишь от ларька, и с каждым шагом продавец снижает цену. Только это их рынок, как ни крути. Есть рынок продавца, рынок покупателя, а у нас рынок упыря получается. И нет от них спасения.

Ленька схватил этого в капюшоне, развернул к себе лицом и выпалил:

– Двадцать! Двадцать пять! Черт с вами, тридцать!

Упырь смотрел на него пустыми глазницами, а прочие брели себе вперед, не обращая на Леньку внимания.

– Тридцать пять! Больше не смогу...

Ни одна спина не развернулась ему навстречу. Все только синхронно зашипели:

– Можешь...

– Нет, правда...

– Ло-ша-ди, – по слогам подсказали упыри и развернулись, выжидательно глядя на Леньку. Лошади?

Идея кровопийц показалась неожиданно удачной: лошади! В конюшне двадцать голов, это ж полвыкупа! И не надо опять выслушивать стенания Васька о том, что «много, где я столько возьму, в деревне уже зреет бунт, ты сбежишь, а мне тут жить». Не надо тянуть жилы из деревенских, на двадцать коров они еще соберут, если поднапрячься. Да плюс двадцать лошадей... Что будет завтра, Ленька уже не думал, неделя с упырями отучила его от этой привычки. Ночь прошла – никого не съели, и хорошо. А там: будет день – будут и коровы... Лошадей, конечно, жалко, но тут люди на кону, так что нечего. В работе спасителя не место слабакам.

Ленька отпустил капюшон упыря и сдался:

– Уговорили. Двадцать коров и двадцать лошадей. Завтра.

Чудища вразнобой закивали и расступились. Ленька зачем-то пошел вперед сквозь них, и не было конца этой адской мозаике. Он шел, они расступались, но не было этого чувства облегчения, что вот он подарил деревенским еще день жизни. Глупо это все. Неужели их никак не побороть, неужели ему каждую ночь откупаться, когда-нибудь наступит предел, и сегодня Ленька был уже на грани... А деревенским хоть бы что: ворчат, что Ленька дерет с них три шкуры, и самого за глаза называют упырем. Думают, он не знает! Неблагодарная это работа – быть спасителем.

Ленька уходил все дальше от Сходни, он знал, что упыри там никого не тронут, по крайней мере сегодня. И его не тронут – можно и погулять. Он не хотел возвращаться к суетливому Ваську, к Юльке (спорим, она не спит, а сидит на кухне – переживает и ждет, пока Ленька придет и скажет, что все в порядке). Только разве это порядок? Только разве есть выход там, где выхода нет? Большинству деревенских просто некуда податься, иначе давно бы сбежали, побросав дома. У них есть только Ленька.

Впереди блеснули окна Михайловки, и Ленька свернул туда. Может, сарай Митьки и Лысого еще стоит незапертый и хозяйка не проснется? Уж очень ему не хотелось возвращаться домой.

Утро застало врасплох. Ленька проснулся от шума падающих железяк, открыл глаза и чудом успел откатиться в другой угол сарая.

– Проснулся? – Хозяйка сарая (Ленька раньше видел ее только издалека и понятия не имел, как зовут) вытаскивала из угла грабли и лопаты, нимало не заботясь о Ленькином покое. – Ты из Сходни?

Ленька закивал и встал на ноги.

– А наши упыри вчера съехали, – похвасталась хозяйка. – И ничего! Никто никого не съел, ночевали даже спокойнее, чем обычно...

Ленька окончательно разлепил веки и подумал, что «упыри» – это она не про чудищ лесных, а про Митьку с Лысым. Его – Леньку в Сходне тоже иногда так называют. За то, что данью обложил, за то, что все время ее повышает, за то, что крещеный, а упырей разогнать совсем ему слабо...

– Они не упыри...

– Поучи меня еще! Они ушли, так ты явился! Давай отсюда, без тебя справимся. – Она взяла деревянную лопату для снега и уж совсем унизительно замахнулась на Леньку. Да кто ей позволил?!

– Эй, а если я правда уйду? Я один остался, сегодня вас не сожрали только благодаря мне. Вы хорошо подумали?

– Иди-иди! – Она отвернулась в угол, продолжая копаться в инструментах. – Без вас-то легче...

Вот на это Ленька обиделся. Кто она такая, что она может знать: «Легче»! Она думает, это легко каждую ночь торговаться с упырями, чтобы ее не трогали?! Ну хорошо, не Ленька торговался, а Юлька, но он первый начал переговоры и ни за что бы Юльку не отпустил, если бы это было опасно. Думает, легко каждый раз придумывать что-то новое: то кольями махать, то убеждать народ отлить серебряные пули и всякий раз обламываться и выслушивать от таких, как она: «Упыри, без вас легче»?! Что она вообще думает? Что Леньке это надо? Это надо ей лично и двум деревням, только им мозгов не хватает это понять!

Высказать это все ей в лицо? Не поймет. Да еще, пожалуй, всыплет лопатой.

– Глас народа – глас божий, – откуда-то вспомнил Ленька и пошел восвояси.

Его ждали дела, и долго ждать они не могли. Он позвонил Ваську и обрадовал, что сегодня нужно аж двадцать коров, и чтобы без отговорок. Верный подхалим, конечно, поныл про неподъемные налоги и поворчал про бунт, даже упырем Леньку назвал, но это было неважно. Васек сделает, Ленька был уверен в нем, как в себе. Хотел попросить еще велик подогнать, ноги не казенные, но передумал. Пусть лучше Васек занимается своим делом, до конюшни Ленька уж сам дойдет, а там Сергеич с машиной...

Сергеича на месте не было. Ленька глянул на часы: ну да, урок уже идет, все в лесу. Только Ленька с Гришей... Ан нет! В конюшне были и Гриша, и Ролик, и Бабай, и даже Пирс. Что, даже Ирка не пришла?! Интересно, что случилось? «Ничего не случилось. – Ленька ответил сам себе. – Просто кому-то стыдно за свое предательство». Это касалось всех троих, а значит, в конюшне они появятся, но не скоро. Или не появятся. Жаль, так и уходят друзья. Позвонить им, что ли?!

Вместо этого Ленька вошел в Гришин денник (даже сухарика не припас) и задумчиво осмотрел лошадиные ноги. Вот те раз: подкову-то Сергеич так и не прибил! Только вторую заднюю оторвал для симметрии, чтобы лошадь не хромала – и все. Что, не было коваля в пятницу?