Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё-таки у Кощея были слуги, много прислужников, но были они не из мира живых. Людская молва окрестила их Бесами. Дурные злобные духи сбивали с пути людей и загоняли, словно дичь, в логово хозяина. Были Бесы бесплотными и более всего походили на тени с горящими тусклым огнём глазами. Вышли они из холода и темноты по призыву повелителя, что владел Тайным Словом, отпиравшим запретные двери.
Лишь подобным тварям можно было находиться во владениях Кощея без ущерба своему существованию. Они-то и стаскивали то, что оставалось от трапезы хозяина, в Бездонный Колодец, где и находили последнее пристанище останки злосчастных жертв. И никто доподлинно не знал, куда ведёт дно Колодца и что он сам из себя внутри представляет. Знали понаслышке лишь то, что это была широченная яма, с невысокой каменной кладкой по краям, за которой таилась непроглядная чернота. Ходили в народе и вовсе небывалые толки, что и не колодец это был вовсе, а проход в Подземное Царство и что все, кого попадал в него, становились жителями или узниками Подземелья.
Временами объявлялись в деревнях странные тронувшиеся умом мужички, некогда слывшие отменными пахарями и охотниками, но однажды поддавшись любопытству, устремившиеся в сторону Тёмных Гор. Лихорадочным румянцем горели их лица, а глаза, напротив, были тусклы и безжизненны. Много чего странного и страшного говаривали эти несчастные и с опаской озирались на тёмные углы изб. Всюду им мерещились Бесы, слуги Кощеевы: в тени от печи, в неровном человеческом силуэте на полу, а в беззвёздные ночи эти безумцы ни за что не казали носа на улицу, уверяя, что за дверью их караулит смерть. Так они и доживали свою жалкую, полную страха жизнь, шарахаясь и вздрагивая от неровного мерцания свечи и любого шороха.
«Ужасен лик Его!» – твердили несчастные, что лишались остатка разума и былого покоя. – «Высок он, что древний дуб. Могуч он, что десять медведей. Умён он, что сто книгочеев. Хитёр он, что мильён гадюк». Да и по внешности живописали Кощея, расписывая в самых мрачных красках.
В описаниях безумных рассказчиков фантазия дополняла то, что разум не мог вспомнить или осознать. Но всё же общее зерно было в этих россказнях. Рост чудища достигал неслыханных для людей величин. Говаривали, будто бы исполин этот высью своею с добротной избой мог тягаться. А уж тощ был Кощей до жути – одни кости да жилы и ни лоскута кожи! Был он ни чем иным, как скелетом из пожелтелых костей, сплетённых меж собою ссохшимися жилами. Лишь живое сердце Кощея, мерно отбивавшее уходящее время, болталось в груди за оградой широких рёбер.
А голова? «Ужасен лик Его!». Действительно, приятного мало было в Кощее. Череп громадный и расширенный кверху, крыт был серой кожей, нос отсутствовал также, как и губы. А нижняя массивная, как у обезьяны, челюсть, держалась на сухожилиях и сильно клацала, когда Кощей имел желание говорить.
Но жутче уродливого лика могли быть только пустые червоточины глазниц, в глубинах которых тихо тлел жёлтый огонь. Когда Кощей был сильно возбуждён, раздражён или в наивысочайшем гневе, огоньки вспыхивали и разрастались, заполняя весь объём глазниц. Вот тогда повелитель Тёмных Гор становился ужасен и страшен по-настоящему. Говаривали даже, что он способен убивать одним взглядом. И отчасти, это было правдой.
Кощей слыл великим манипулятором и гипнотизёром, он с лёгкостью мог внушить «любой твари» свою волю и заставить творить зло даже самое безобидное и доброе существо в Тридевятом Царстве. Если кто из отчаянных душ совершал грех и накладывал на себя руки, если волк утаскивал ребенка, и даже, если змея заползала в дом, люди винили Кощея, считая, что, дескать «он окаянный» внушал злой умысел в головы людские и звериные, отуманив рассудок.
А сколько лет ему приписывала людская молва! Будто он с незапамятных времён обосновался в Тёмных Горах и возрасту ему поди без малого пять тысяч лет, если не больше. Отсюда и повелось прозвище Бессмертный, потому как раз живёт давно, значит и умереть не может.
Если бы они знали! Всё смертно, и даже владыка Тёмных Гор не вечен. И легенды слагались об особенности смертушки Кощеевой. Про иголку особую, что была в яйце, которое хранилось в утке, а та в зайце, а тот в сундуке, окованном цепями. И всё это неимоверное добро громоздилось якобы в ветвях могучего дуба, что рос на заветном острове, пути к которому, естественно, никто не знал. Эх, темнота, темнота разума. Не мог знать и понимать народ Тридевятого Царства – не в игле дело, да и игла не иглой была, а кораблём иноземным, что надёжно укрывал Кощей от людского взора. Но об этом история позже расскажет.
Не смотря на всё злодейство и бессердечие, Кощей не был лишен чувств. Ему приписывались любовные подвиги, естественно, в подлом контексте, и в частности в отношении двух народных любимиц, Василисы Прекрасной и её старшей сестры Василисы Премудрой. Но, то была неправда.
Чахлое и сухое сердце властелина Тёмных Гор принадлежало другой красавице, которую ненавидели в народе и кляли на чём свет стоял. Лишь она одна могла безбоязненно пересекать Чёрные Камни и входить в Царственные Чертоги, как самый желанный друг. И лишь при одном взгляде на неё глазницы Кощеевы вспыхивали и наполнялись зелёным огнём, не причиняя вреда гостье. И лишь ради её улыбки он готов был на всё. Даже стереть с лица земли Тридевятое Царство со всем живым, что его населяло.
***
В глубине Заклятого Леса стояла просторная и светлая изба, не огороженная ни частоколом высоким, ни забором низким. Хозяева этого дома не опасались гостей непрошенных иль врагов каких. Потому как никто и не хаживал из людей суеверных в лес тот. А владыками тех мест непростых была колдунья Марья Чернобровая и оборотень Михай Свирепый. Необычная то была чета.
Марья – красавица, каких поискать – изящная, стройная, с походкой лёгчайшей, да с длинной до земли косой в ладонь толщиной. Волосы точно масляная ночь, а глаза, как гранат с солнечными искорками. Губы пухлые да сочные, словно малина, а щёчки нежные, как ранняя зорька. И особенность была
