склонившись над ручьем, отирал грудь, плечи, подмышки, и от этого ей было еще лучше.

— А как же вы без рубашки? — спохватилась она, тоже отправившись к воде — прополоскать «полотенце».

— Не развалюсь, — буркнул он.

— На самом деле, мне так больше нравится, хотя и жалко вас, — призналась она, мужественно проглотив заикание. Выпрямилась: Тротт был совсем рядом, и она ужасно смутилась.

— Иногда вы лишаете меня дара речи, Алина, — мягко сказал он, забирая у нее из рук порезанную сорочку, с которой лилась вода, и возвращая ей нож. Принцесса заторможенно взяла его, попыталась нащупать ножны на поясе и только потом сообразила, что штаны она еще не надела. Но с места не сдвинулась: инляндец, отступив, выжал сорочку с такой силой, что ткань затрещала. И начал вытираться, непривычно задумчиво глядя на спутницу. Так, что она смутилась окончательно и поспешно направилась одеваться дальше.

Штаны за ночь подсохли и еще больше подсели. Она пощупала голые колени и вздохнула. Поймала взгляд Тротта — он покачал головой и поднял глаза к небу. Но ничего не сказал.

— Почему вы меня не ругаете? — подозрительно осведомилась принцесса. — Вам же хочется. «Вам следовало обратиться ко мне», — проговорила она занудно и слегка брюзгливо, — «а не играть в самодеятельность, Богуславская».

Тротт хмыкнул, повесив мокрое «полотенце» на плечо.

— Следовало бы. Но вы решили свою проблему, исходя из имеющихся у вас ресурсов. Это похвально, хотя я бы сделал иначе. Плохо то, что вы до сих пор не рассматриваете меня как один из ваших ресурсов.

— Останьтесь со мной, и я п-привыкну к этому, — проговорила она тихо, глядя ему в глаза.

Лицо его закаменело, и сам он замер.

— Не сердитесь, — попросила она еще тише. — Я осознаю, что все, что я делаю, это настырно, смешно и нелепо. Но я не могу смириться, лорд Макс.

Он улыбнулся.

— Вы ни в коем случае не смешны и не нелепы, Алина.

Во взгляде его плескалась невозможная, бесконечная усталость. И принцесса не стала продолжать.

Он молча направился обратно к их стоянке, она молча последовала за ним. На середине дороги повела крылом, убирая с пути лиану, и плечо чуть кольнуло. Принцесса пощупала кожу — болел вчерашний порез. Вечером она была так вымотана, что даже не подумала себя подлечить.

— Не воспалился? — Тротт оглянулся.

Алина покачала головой, нагоняя его, и пошла рядом. Порез затягивался, покалывая холодком.

— Вы стали очень самостоятельны, принцесса.

— И мне это нравится, — заверила его Алина, радуясь, что ушло тяжелое молчание.

— Это я уже понял, — усмехнулся Тротт. Проследил за тем, как она прощупывает щеку в поисках ссадины, в ответ на ее вопросительный взгляд приподнял брови, став невыносимо похожим на себя самого из той, прошлой жизни, когда он был еще мерзким-Троттом, а она — его студенткой.

— Это вы помогли мне на физкультуре? — спросила она требовательно.

— Скачки вашей мысли вводят меня в изумление, — проворчал он, отворачиваясь.

— Лорд Макс! — возмутилась принцесса.

— Разве сейчас это имеет значение? — он ускорился.

— Сейчас — нет, но мне же любопытно, — грустно сказала она ему в спину. — Лорд Макс! Лорд Макс, Макс, Макс!

Он оглянулся.

— А если я скажу «да», вы от меня отстанете?

— Нет, — Алина улыбалась во весь рот. — Я спрошу — почему?

Он помолчал, но сбавил шаг, позволяя ей снова догнать его. Принцесса пошла рядом, то и дело поглядывая на задумчивого спутника.

— Я люблю упорство, — сказал он, наконец. — А вы, Алина, самый упорный человек из всех, кого я когда-то встречал.

— Пожалели, значит, — пробурчала она. — И зачет тоже поставили из жалости?

— О нет, — ответил он. — Зачет вы заслужили сами.

— А… — она зацепилась взглядом за цепочку следов, пересекающих влажную землю, и остановилась. — Лорд Тротт! Тут следы! И это не наши и не Четери, обувь плетеная!

— Я видел, — сказал он, не останавливаясь. — И Четери тоже видел.

Алина замерла, вдруг поняв, как тихо вокруг. Не щебетали птицы, не верещали ящеры.

— Идемте, принцесса, — позвал Тротт. — Во-первых, за нами уже минуты две следуют люди, а во-вторых, похоже, Четери тоже привел гостей.

Четери

Четери оставлял себе второе ночное дежурство и, пока спутники спали, все предутренние часы бесшумно и жестко тренировался, разминая мышцы, приучая жилы к чрезмерным нагрузкам. Жирок, завязавшийся было под кожей от спокойной жизни в Тафии и незаметный никому, кроме самого Чета, быстро истаял, оставив тело гибким и легким. Мастер любил заниматься в темноте — при ограничении зрения обострялись инстинкты, а остальные органы чувств переставали лениться и включались на полную.

Он не упражнялся так много с юности, когда Мастер Фери давал их телам нечеловеческую нагрузку. Но рисунок младшей Рудлог, провидицы Каролины, вставал перед глазами всякий раз, когда Чету казалось, что он достиг предела. И дракон, глядя на раны, оставленные чужим оружием, видел удары, которыми их нанесли, и раз за разом прорабатывал, как можно уклониться, парировать, отвести, предугадать.

Да и кто знает, какой еще противник попадется на пути к порталу? Ладно, если люди или раньяры с охонгами, а если сотни невидши, которых придется уничтожать, оберегая и ученика с богом внутри, и юную принцессу?

Впрочем, Тротт мог постоять за себя. Чет был им вполне доволен — лишняя пара конечностей добавляла ученику и скорости, и убойности, и каждое утро получалось неплохо размяться, а заодно и отработать взаимодействие. Но одно дело пробиваться самому, а другое — прикрывать заведомо более слабого, медленного и испуганного. Да еще и представляющего для тебя величайшую ценность.

Придется Четери следить, и чтобы Тротт не подставился, закрывая собой принцессу, и чтобы она не пострадала.

В это утро дракон одобрительно хлопнул Макса по плечу, оставив залечивать раны и кормить проснувшуюся супругу, а сам ушел в лес. Тротт должен был чуть позже увести Алину к ручью, оставив полянку пустой. И очень привлекательной для тех, кто хотел бы незаметно для чужаков изучить их или устроить ловушку.

Ночью, когда Тротт уже спал рядом со своей Рудлог, дракон услышал далекие шаги и остановил тренировку, мирно усевшись у костра. Но человек предусмотрительно не подходил близко, держась за деревьями и не вынимая оружия. Он был очень легок — то