У меня перехватило дыхание. Должно быть, в этот момент япозеленела. Сомнений не было. Речь шла об уголовнике.

— Вы хотите сказать, что он лежал в этой могиле?

Лежал, пока мы его отсюда не вытащили и не отдали его своимтоварищам, чтобы они похоронили его по человечески, а не как собаку назаброшенном кладбище. Друг этот в бегах был. Только с зоны оторвался и тут…такое. Мужик он нормальный был. Жил по понятиям. Сильный, выносливый — вот мы истали думать, кому его смерть понадобилась. Кому нормальный человек помешал.Он, можно сказать, без проблем выбрался оттуда, где люди пожизненный срокмотают, и так глупо погиб. Вот мы и стали местных жителей прощупывать, а ихоказалось всего-то раз, два и обчелся. Один старее другого. Ты нашего другавидела?

— Нет, — замотала я головой. — Не видела и неслышала.

— А чего побледнела так?

— Да вы такие страсти рассказываете. В этой деревневсегда все спокойно. Тут вообще никто никого и никогда не убивал. Спокойнееэтого места не найти.

— Тем не менее наш товарищ убит. А может, ты еговсе-таки видела? Его трудно не запомнить. У него все тело в наколках.

— Не видела я никакого товарища. Никогда не видела.Парень по имени Витюха метнул в мою сторону подозрительный взгляд и клацнулзубами.

— Девка говорит, а сама от страха трясется.

— Конечно, трясусь. А что я по-вашему должна делать,если на меня пистолет направлен? Боюсь, что он выстрелит.

— А может, наш товарищ к тебе приставал и вы с дедомего на пару замочили? — Витюха смотрел на меня таким взглядом, будто ончитает все мои мысли. — Он у нас уж больно голодный был. Столько временибез женщины… На одной Дуньке Кулаковой далеко не уедешь. А тут такая телка…Если одеть нормально, то была бы и ничего.

— Да что вы такое говорите…

— А может, дед тебя приревновал? Послушай, а тыслучайно с дедом не трахаешься?!

— Нет.

— А то, может, ты деду иногда даешь, а дед ревнивый, нис кем делиться не хочет.

Несмотря на свой страх, я начала злиться и запыхтела какпаровоз.

— Я такой бред и слушать не желаю. У меня кромедружеских чувств с дедом ничего нет и быть не может. А вашего товарища яникогда не видела и ничего о нем не слышала.

— Хорошие у тебя с дедом дружеские чувства, что емутвоя дружба по барабану. Он от тебя чухнул и забыл про все на свете. Он твоюжизнь ни в грош не ценит.

— Конечно, ему собственная жизнь намного дороже. Ончеловек пожилой, ему нервничать нельзя. У него сердце может не выдержать.

Я вновь посмотрела на пустую могилу, где еще совсем недавнолежал уголовник, и молча подумала о том, как же эти двое могли определить, чтов этой яме находился труп их товарища. Но никаких соображений по этому поводу уменя не было, как и не было возможности даже хорошенько подумать.

Парни вновь посмотрели на часы и заметно занервничали.

— Вот, старый хрыч, убежал, — сказал молчаливый идостал свой мобильный.

— Надо было его никуда не отпускать…

— Да кто знал, что он такой козел.

— А как ты думаешь, куда он побежал?

— Да где-нибудь за озером от страха обосрался. Делосделаем и обязательно его найдем. Далеко не уйдет. Прятаться надоест.

— А может, он за помощью побежал?

— За какой помощью, если в деревне всего три бабкиживут?! Что он их сюда что ли приведет?! Пусть ведет, мы их всех уложим.Милиции тут нет и быть не может. За участковым нужно через три деревни бежать.Уж больно далеко. А тащиться до райцентра тоже не ближний свет. Все, что этотстарый ублюдок может, так это где-нибудь укрыться и трястись от страха внадежде на то, что мы скоро из этих мест свалим.

В этот момент у парней вновь зазвонил мобильный, и онизанервничали еще больше.

— Витюха, я пока девку покараулю, а ты пойди к выходу,там Глеб приехал. Он товар из сарая забрал, сказал, что лучше дело днемобстряпать, потому что ночью гаишники всех подряд стопорят, можно попасться. Аднем среди машин затеряешься и никому нет до тебя никакого дела. Я с ним вполнесогласен. Глеб — бывалый, плохого не посоветует.

Признаться честно, я плохо понимала, о чем идет речь.Вернее, я понимала только то, что приехал какой-то Глеб и привез какой-тотовар, но я не понимала и совершенно не могла объяснить, зачем я еще моглапонадобиться этим отморозкам. Дождавшись, когда силуэт одного из парнейскроется между могил, я посмотрела на наставленный на меня пистолет и тихоспросила:

— Я больше не нужна? Я могу идти?

— Куда?! — деловито поинтересовался парень.

— Домой.

— Домой?

— Ну, да. Домой. Мне еще до города черт знает сколькоехать. А дел выше крыши.

— Забудь про свои дела. От дел отдыхать нужно.

— Не могу. У меня дела неотложные.

— Неотложных дел не бывает. Отложить можно любые дела.

— И все же мне пора, — жалобно настаивала я насвоем.

Парень снял пистолет с предохранителя, нахмурил лоб изасопел.

— Ты что делаешь-то? — перепугалась я не на шутку.

— Стрелять буду.

— Тебя же за это посадят.

— У меня уже две ходки. Я тюрьмы не боюсь.

— Ты что, на третью ходку собрался?

— Собрался.

Мне стало себя невообразимо жаль, и я заплакала. Ну кто меняпожалеет, если не я сама себя! Стою на кладбище под прицелом законченногоотморозка и трясусь от страха.

И никакой перспективы того, что скоро все это закончится…Вообще никакой.

— Ну, что ты так на меня смотришь? И ты и твойпистолет… Что ты от меня хочешь? Я же тебе уже тысячу раз говорила, что я ни вчем не виновата, что я здесь оказалась случайно… Дай мне уйти…

— У меня друга убили, а ты уйти собралась. А ну скажи,кто моего друга убил!

— Я не знаю, — замотала я головой. — Я ничегоне знаю.

— Пока ты запаску меняла, твой дед эту могилу копал.Видишь, земля совершенно свежая. Сегодня утром она была примятая, а теперь онапо-другому вскопана.

— Я про это ничего не знаю…