Первую ночь в крысе демон потратил на рытье глубокой норы, чтобы проклятый шар не дотянулся своими лучами до его убежища. Но теперь, вглядываясь во тьму, он осторожно пробирался по тоннелю наверх. Учуял эфирный дым звездного пламени и вкусил сияния луны, а затем побежал так быстро, как мог, прочь из норы, вон из дома – в засыпанный зимой город. Демон добрался до черного пепелища на месте трактира, но они, разумеется, пропали, сбежали, не догонишь. Неслышный вздох слетел с крысиных губ. Он понимал, что они сбегут, наверняка даже они не были такими идиотами, чтобы…

Они не сбежали. Оказались именно такими идиотами. Демон приметил тусклый отблеск костра за монастырем – на том самом кладбище, где они впервые увидели друг друга. Он поверить не мог в такую удачу и даже запищал, покатался в снегу от радости. Короткий путь из города на кладбище, правда, покажется многими лигами его теперешним коротеньким лапкам, так что демон быстро опомнился и потрусил в обратный путь – туда, откуда явился прошлой ночью, когда одержал борова, – перепрыгивая, где получалось, из одного следа копыта в глубоком снегу в другой.

Кони начали фыркать, но демону было не до них. У него есть цель, и вот он ее увидел: Гроссбарт сидит у костра. Демон ринулся вперед, оскалив крысиные зубы в подобии ухмылки… Тут-то его и схватила Николетта. Демон почувствовал, как пальцы сомкнулись на его крысе, и прежде чем успел выпрыгнуть из грызуна, земля ушла из-под лап, а звезды завертелись от того, что животное закувыркалось в холодном воздухе, когда невидимая рука понесла его высоко над тучами. Хватая зубами и когтями пустоту, демон не мог понять, что произошло, поэтому запищал от возмущения в окружающую черноту. Ночь подходила к концу, луна кренилась к закату. Демон понимал, что скоро рассвет, и дрожал от страха.

Затем где-то внизу возникли деревья, крошечный огород и хижина. Крыса упала в сугроб и ощутила, как разжались, отпуская ее, призрачные пальцы. Николетта содрогнулась, вновь войдя в свое тело: все кости и мышцы ныли после целой ночи, проведенной в колдовском забытьи рядом со спящим крестьянином, пока ее тайная сущность парила над миром, неотягченная плотью и кровью. Встряхнув руками и ногами, ведьма поспешила к двери, чтобы приветствовать гостя, которого только что перенесла через горы.

Она вышла за порог в тот миг, когда снега коснулись первые полоски солнечного света. Встав у двери, Николетта улыбнулась и выудила из своих лохмотьев бутылочку. Крыса метнулась к ведьме, но не успела прыгнуть, ибо та воздела руки и произнесла заговор, от которого тварь попятилась, будто получила увесистый удар, заплясала на задних лапках, всматриваясь в комнату за дверью.

– Не погибнет душа, если не отдана, – прошипела ведьма. – Я тебе не позволю его натянуть, словно перчатку. Я читала о тебе и твоем роде, знаю, что никакая шкура, кроме той, в которой гнездится душа, не укроет тебя, когда отступит тьма. Хоть темно в лесу, а рискнешь ли идти, когда случайный лучик может упасть на твой путь? Или я пойду следом и вытащу тебя из всякой норы, в какую ни забьешься. Не поют птицы, не рычат звери, только снег, ты да я и в доме человек, который ненавидит их так же сильно, как мы с тобой.

Крыса завизжала от ярости, но писк стих, когда заря тронула заснеженные ветви деревьев в лесу позади нее.

– А теперь не мешкай – забирайся сюда!

Николетта протянула бутылочку демону, и тот решился. Крыса перевернулась на спину и забилась в конвульсиях, а из пасти и заднего прохода ее истек мутный туман. Желтый морок собрался у нее на брюшке, когда последний морозный вдох вырвался из крысиных легких. А потом дымок словно впитался в мех, так что и следа на ветру не осталось. Крошечная блоха прыгнула к ведьме, но та ожидала подобного поворота и поймала ее в бутылочку, которую тут же наглухо заткнула восковой пробкой.

На закате проснулся Генрих. Ноги, кишки, внутренности, даже тонкие волосы и те, казалось, ныли от изнеможения. Старуха сидела рядом и что-то напевала про себя. В свете огня в очаге крестьянин только теперь заметил, как раздулись ее живот и груди. Женщина бросила еще одну пригоршню трав в пламя, и всю комнату заполнил зловонный дым.

– С гор они спустятся до конца недели и уже повстречали еще одного твоего врага, – пробормотала Николетта, постукивая по бутылочке, что покачивалась у нее на животе.

Генрих протер глаза:

– У меня нет других врагов.

– Что предложишь? – спросила старуха, и ее сморщенное лицо повернулось к нему. – Что есть у тебя против этих ненавистных братьев?

Месть не знает ни раскаяния, ни веры, поэтому Генрих ответил без колебаний:

– Свое тело отдам им на погибель, как и свою душу.

– Все это потребуется, – самодовольно ухмыльнулась карга. – Согласен ли ты разделить свою плоть с демоном?

– Что?

Генрих попытался вспомнить слова священника, но не смог, в памяти стояло только посеревшее в смерти лицо Бреннена. Его мысли вернулись к настоящему, крестьянин пристально посмотрел на старуху:

– А ты, значит, ведьма?

– И такая, что терпеть не может этих братьев. И демон их ненавидит, в том не сомневайся. Станешь для него сосудом?

Несколько дней назад от одной мысли об этом Генрих бы пришел в ужас, но раз священник не захотел ему помочь или хотя бы простить, теперь эта ведьма предлагает утешение – он прикусил губу. Генрих знал, что демонов и ведьм тоже можно обмануть, но сомневался, что ему хватит смекалки на такой обман. Крестьянин подумал, что не помоги ему старуха, он бы умер прошлой ночью, и она по-прежнему может лишить его жизни, если Генрих ее разочарует. Тогда он никогда не доберется до Гроссбартов, и поражение станет вечным.

– Тебе придется приготовить местечко внутри своего тесного тела, местечко размером как раз с твою бессмертную душу, – проговорила Николетта, а потом, заметив его нерешительность, похлопала Генриха по руке. – Я и сама готова отдать все, что могу, ибо любила своего мужа больше, чем собственную жизнь, а они его у меня отняли так же, как у тебя – твою жену и детей.

– Значит, отдам душу, – решил Генрих, вспоминая, как Герти билась на земле в агонии. А Бог и все его святые угодники в тот день попрятались, как и сегодня. «Если Ему нужна моя душа, пусть Он сейчас и вмешается», – подумал несчастный крестьянин, но ничего не произошло. – Призывай всех демонов, каких можешь, и сообщи, что я отдам им свою душу, если стану погибелью для Гроссбартов.

– В отличие от иных хранителей моей веры, я не владею умением призывать демонов, – с улыбкой ответила Николетта. – Но Судьба благосклонна к нам сегодня, ибо, когда я следила за Гроссбартами, нашла демона, еще не изгнанного в их бесформенное царство, демона, у которого та же цель, что и у нас с тобой.

Блоха отчаянно билась в стенки своей темницы, но Николетта не откупорила бутылочку, а продолжила договариваться с подозрительно покладистым крестьянином.

– Такую плату он хочет получить, но мы еще не обсудили мою.

– Больше, чем душу и тело? – фыркнул Генрих. – У меня больше ничего нет.