Колосов совершенно перестал замечать, как движется время, когда он увидел её серо-голубые с игривым блеском глаза.

Этот взгляд, улыбка – время замерло для него, он чувствовал себя художником, рисующим портрет своей натурщицы, периодически останавливая мгновения.

Жизнь замедлилась.

За окном автобуса пролетали похожие друг на друга машины, с деревьев слетали пожелтевшие листья, на ровной поверхности асфальта появлялась тонкая пленка изо льда. Время шло, лица людей сменялись, а в глубине его души саксофон вновь начинал играть свою лёгкую мелодию.

Пока они шли с Рощиным до остановки, он представлял себе необычную картину. Капли дождя падали на клавиши старинного рояля, затем скатывались к их граням. Зависнув на миг, с отражающимися в них стрелками часов, они резко срывались вниз. От падающей капли появлялась впадина, и несколько брызг отлетали в разные стороны.

Стоп.

Он смотрел в окно автобуса и видел в отражении её, она была повсюду. Уже настолько близкая и родная, милая и очаровательная.

Неожиданно автобус резко затормозил, отчего он чуть не ударился о ближайшую спинку пассажирского кресла.

Рощин, держась за поручни, недовольно буркнул:

– На что-то наехали, ну прямо полоса препятствий какая-то. Я вот задумался о том, как круто будет мне наблюдать за вашей встречей с бабулей Апполинарией. Она, как и ты, не из мира сего – он говорил и, тут же довольный своей идеей, смеясь, продолжал:

– И вот сумасшедший скульптор и травница встретились…

Неожиданно он замолчал и мечтательно закатил глаза.

– Может, стоило на всякий случай каску с собой прихватить, а?

Рощин рассмеялся, но видя, что Колосову совершенно не до смеха, резко прекратил.

– Ты что-то стал ужасно молчаливым, меня это пугает. Неужели эта самая Марина так глубоко у тебя засела?

Став серьёзным, нахмурившись, Рощин посмотрел на друга в упор.

Смотря на его отражение в стекле, Колосов ответил:

– Она не выходит из моей головы, это трудно объяснить. Такое чувство, будто я впервые в жизни увидел море и, окунувшись в тёмные воды, ощутил лёгкое прикосновение отражающейся в водах луны, незаметно умер и перестал дышать. Мне лишь остаётся слушать песню своего сердца о том, что я больше никогда не покину её и буду с ней вечно. Конечно, разум твердит, что нет ничего постоянного, однако же пройдут сотни, тысячи и даже миллионы лет, я по-прежнему буду верен нашей встрече. В любом мире, в разных обличьях я буду оставаться с ней. Это долгожданный вздох жизни – такой глубокий и затяжной, каждый раз, когда я буду делать его, она будет возвращаться.

Рощин сморщился и резко перебил его:

– Всё, баста! Послушай меня, дружище, хватит. Я всё понял. Нам нужно выходить уже на следующей остановке. Прекращай, Ярик, понимаю, это не лечится, ты настоящий псих и мазохист, раз настолько доверяешь ей. Даже представить ужасно, что с тобой будет, когда она поиграет и бросит тебя. Поднявшись со своего места, Рощин послал воздушный поцелуй сидящей в другом конце автобуса засыпающей рыжеволосой девушке.

Колосов спокойно ответил ему:

– Она меня не бросит, мы теперь будем двумя половинками одного общего целого. – Сказав это, он встал со своего места и, покачиваясь, направился к другому выходу.

Рощин смотрел на него и крутил головой, подняв кверху одну из бровей.

Автобус остановился, и небольшие створки дверей, неприятно скрипя, раскрылись, и они вышли на совершенно пустую полуразрушенную остановку.

Поблизости начинались заборы местных садоводств.

Перейдя через дорогу, хлюпая по грязи вдоль огромных болотистых луж, они направились в сторону садоводства «Мирное».

Гришка шёл впереди, что-то недовольно бурча себе под нос.

Он чуть не поскользнулся, обходя очередную лужу, но удержался. Закрыв глаза и сжав кулаки, он повернулся к Колосову и стал кричать всевозможные бранные слова в его сторону.

Это рассмешило Колосова настолько, что он даже присел на корточки.

Первое, что ему запомнилось в садоводстве «Мирное», – цвет изгороди был синий, с неизвестным успокаивающим эффектом.

Где-то в душе становилось тепло и уютно – такое ощущение бывает, когда попадаешь в родные места, которые давно не посещал.

– Ну, вот и пришли. Вот здесь и обитает эта сумасшедшая старуха, чтоб её. – Рощин, немного успокоившись, глубоко вдыхая полной грудью, стоял напротив калитки, и лицо его продолжало вызывать у Колосова приступы неудержимого смеха.

– Слушай, Гри, а у вас с этой бабулей точно только деловые отношения? – Колосов шутил, краснея и облокачиваясь о калитку.

Улыбнувшись, Рощин, обрадовался перемене настроения у друга и ответил в такой же манере:

– А почему бы и нет? Зато моя женщина никому кроме меня не будет нужна. А всё из-за её исключительной красоты, подаренной самой природой.

Он несколько раз крикнул, но ответа не последовало. Открыв калитку и пройдя через неё, они направились к маленькому домику.

На участке бабули Апполинарии Колосов заметил идеальнейший порядок во всём – нигде ничего не валялось, вокруг было только огромное пространство с аккуратно подстриженным газоном и расставленными повсюду фигурками гномов и эльфов.

Единственное, что его поразило – вокруг не росло ничего кроме газона. Не было ни цветов, ни кустов, а лишь ровный зелёный газон.

Они двигались к небольшому одноэтажному домику по выложенной галькой дорожке, уже около входа внезапно обернулись на непонятный шум, исходящий за их спинами. Слышался звон цепей и цоканье когтей по гальке. Сосредоточенно, со спокойными хладнокровными взглядами по направлению к ним молниеносно двигались две огромные немецкие овчарки.

– ОООПП!! – прокричал Рощин, подпрыгнув от неожиданности на месте и быстрым движением достав из-за спины наган.

– Ну вот, опять, повторение сюжета, что за наваждение такое сегодня? Бабуля Апполинария! Ёп, баб Поля! Отгони собак, это я, Гришка, – прокричав, Рощин одним ловким прыжком перемахнул через деревянное крыльцо, после чего прицелился в одну из собак.

Когда одна из овчарок была рядом с Колосовым и готовилась к прыжку, откуда-то послышался звонкий женский голос, благодаря которому обе собаки в один момент остановились.

Женский голос настойчиво скомандовал:

– Барон, Кардинал, отбой!

Колосов прислушался и понял, откуда доносился голос.

Из маленького затемнённого окошка торчала тонкая старушечья рука. Обе сторожевые овчарки со струящимся паром из ноздрей, недовольно фыркая и рыча, бесшумно скаля зубы, продолжали следить за каждым их движением.

– Заходите, что встали как вкопанные? – вновь послышался голос бабули Апполинарии.