Безумно рискованно и безумно просто – гораздо проще, чем если бы никто из участников не владел половиной собственности. В этом и заключалась гениальность схемы, тут надо отдать Майку должное.

Хотя запросы покупателей были минимальны, их банк потребовал визуальную оценку, причем строго в рабочий день. Не обошлось без нервотрепки, конечно; и все же это был сущий пустяк по сравнению с организацией показа: я договорился, что буду работать из дома, и попросил оценщика прийти в полдень, так, чтобы к возвращению Фии или ее матери дома точно никого не оказалось. На улице в это время дня пусто, но я на всякий случай придумал отмазку про ремонт крыши. К середине декабря были готовы черновые контракты.

«Молодец, амиго, хорошо поработал», – написал мне Майк. На какую-то долю секунды я забылся и чуть ли не испытал удовольствие от его редкой похвалы. Разумеется, потом я опомнился, и снова нахлынул ужас, еще более удушающий, еще более сводящий с ума…

Похоже, таблетки не работают.

«Рассказ Фии» > 02:30:45

Я понимаю, ситуация выглядит так, словно я делала уступку за уступкой, однако вы должны помнить, что мною руководили сугубо практические соображения. Мне было не до соблюдения этических норм: все решения я принимала исходя из позиции матери и в этом плане ни о чем не жалею.

По сути, Брам сказал правду насчет Лео и Гарри – они действительно были счастливы, даже стали лучше относиться друг к другу, как подобает братьям (по крайней мере, по их стандартам).

В начале декабря ударил мороз, и Тринити-авеню окуталась мерцающей дымкой. В воздухе витало рождественское настроение – мое любимое время года. Приходя из школы, мальчики предпочитали оставаться дома, в гостиной у камина, устраивая себе норы из звериных шкур. Глядя, как они уютно свернулись калачиком, розовощекие, сонные, я снова убедилась в прелести «птичьего гнезда». Та мелкая потасовка с Тоби – ничто по сравнению с адом, который воцарился бы в доме, если бы мы с Брамом окончательно разошлись.

На родительском собрании, для которого мы с Брамом специально освободили время, никто из учителей не сообщил о признаках тревожного расстройства или агрессивного поведения, свойственного детям разведенных родителей.

– Не знаю, чем вы занимаетесь дома, но продолжайте в том же духе, – сказала миссис Карвер, учительница Гарри. – Он у вас умница.

Приободренные, мы с Брамом договорились вместе пойти на школьный концерт.

Брам, выдержки из файла Word

Хотя я планировал лишить своих детей будущего, они все равно оставались в приоритете. Впервые я посещал все школьные мероприятия – даже украшение класса на Рождество, откуда каждый родитель ушел с блестками в волосах. Работа больше не имела значения – я все равно скоро уеду, – и я при всяком удобном случае отменял встречи или перекладывал обязанности на других. Три раза в декабре я брал больничный или уходил пораньше (не сказать чтобы совсем без причины – тошнота никуда не делась).

– Что-то со мной не так, – пожаловался я Нилу (опять же, не соврал). – Наверное, подхватил какой-то вирус.

– Ну если только вирус… – прищурился он, что явно означало первое предупреждение.

Ситуацию не улучшило мое решение пропустить пьянку на работе – я собирался на концерт к детям.

– Прогульщик! – резюмировал Нил; мы оба знали, что так Кит Ричардс дразнил Ронни Вуда, когда тот лег в клинику лечиться от алкоголизма.

Эх, если бы зависимость была моей худшей проблемой, подумал я с горечью. Секс, наркотики, рок-н-ролл, ну да.

Рождественский концерт меня почти добил. В финале дети исполняли любимый гимн Фии; слушая их нежные голоса, я чуть не разрыдался.

– Замечательно, – сказала Фия. – Ты снимал на камеру?

– Только последнюю песню. А можно было? Все остальные снимали.

– Наверное… В любом случае, я не охранник.

В этой фразе я услышал – точнее, предпочел услышать – скрытый намек: Фия сошла с тропы войны и хочет перемирия.

Мы ждали, пока разойдется народ. На стене церкви я заметил фреску, изображавшую суд над каким-то мучеником или убийцей; за всю свою жизнь в роли сына богобоязненной матери я никогда не чувствовал такого единения с церковью, как в тот момент.

– В рамках доброжелательности к человечеству, – сказал я Фие, – можно попросить тебя об одолжении?

Только человек, которому нечего терять, мечтает о несбыточном.

– Я больше никогда ни о чем не попрошу, – добавил я.

Фия закатила глаза.

– Да ладно тебе, Брам, не преувеличивай! Ты же не умираешь, в самом деле! Что такое?

– Можно я проведу Рождество с мальчиками? Это… это очень важно для меня.

Ведь этот праздник может стать последним. Скорее, всего, он и будет последним – через год я уже предстану перед судом, как мой друг-святой, или окажусь в какой-нибудь дыре под землей, как террорист-подпольщик.

Тогда я еще не определился с выбором жизненного пути – это пришло позднее, в момент почти священного прозрения, – но думал, что продолжу влачить существование, пусть и жалкое.

Фия ответила не сразу. Я видел, как в ней поднимается естественная реакция отторжения, мои прошлые и настоящие преступления вертятся на кончике языка… И все же она проглотила их, вспомнив свое решение придерживаться заданной схемы. А может, подействовал вид других родителей с их одинаковыми, еще-женатыми улыбками и чувством единения, словно они обернуты одним большим кашемировым шарфом…

– Слушай, а почему бы нам обоим не остаться с ними? Дома, как и прежде, – вдруг предложила она.

– Что?! – Меня бросило в жар. – Ты серьезно?..

– Ну да. Они были бы рады видеть нас вместе. Почему бы нам не остаться дома на сочельник и на Рождество? На следущий день после Рождества я хотела отвезти их к родителям, а ты можешь съездить с ними к своей матери днем в сочельник. Так будет справедливо?

Меня окатила волна эйфории.

– Да, конечно, более чем! Спасибо!

Что может быть лучше, чем провести последнее Рождество с детьми? Провести его с женой и детьми.

– Пойдем к Кирсти и Мэтту? Они сегодня угощают.

Еще одна божественная уступка: по негласной договоренности, как пострадавшая сторона – как женщина – Фия имела право выбора в плане социальной жизни.

– А Гарри забыл слова! – подбежал к нам Лео. – И все заметили!

– Мы ничего не заметили, – возразила Фия. – Мы все слышали, правда, папа?

– Конечно, – сказал я, помогая Гарри надеть перчатки.

Кончик большого пальца высунулся через небольшую дырку, и я взял сына за руку, укрывая от холода.

– Ничего я не забыл! – проворчал он.

Мы вышли на улицу. Я с ужасом ждал, что Гарри выдернет руку, но он так и шагал рядом всю дорогу.