В праведном негодовании я сама не заметила, что голос стал резким, чуть ли не визгливым. В тот момент я, как никогда, чувствовала себя в роли родителя – его родителя.

– Ну?! – Мне хотелось услышать объяснение от него лично, хотелось, чтобы он признался.

Избегая смотреть друг на друга до того, мы наконец встретились взглядами. Брам прищурил глаза, делая вид, что больше не доверяет мне (он – мне!).

– Ну превысил пару-тройку раз, не больше. А потом машину украли, и…

– И тебя избавили от дальнейших соблазнов уже настоящие преступники, – закончила я за него. – А мальчики были с тобой в машине?

– Ну, может, раз или два возил в бассейн, но никакого риска, клянусь…

Мне захотелось придушить идиота.

– Ты впутал их в незаконную деятельность – конечно, ты подвергал их риску! Честно говоря, я не понимаю, как нам продолжать дальше… Мне стоило огромных усилий перешагнуть через наше расставание, и я надеялась, что ты не доставишь мне больше поводов для стресса. А ты не только напал на моего друга, но еще и лгал все это время!

– Да, ты права, – заговорил Брам странно изменившимся голосом; его губы дрожали. – Я боялся упустить свой шанс остаться с детьми. Фия, ну пожалуйста… Мне очень жаль, правда! Я знаю, я все испортил, и ты, возможно, считаешь, что идея «птичьего гнезда» не работает…

– А что мне еще остается думать?!

– Но ведь детям сейчас хорошо, признай! Им гораздо лучше, чем если бы мы разошлись.

Мы оба замерли.

– Но мы же и правда разошлись, – напомнила я.

Брам покачал головой:

– Да, я знаю. Оговорка по Фрейду.

– Так вот почему страховая не выплатила деньги? – спросила я. – Потому что ты не рассказал им про лишение прав?

– Рассказал, конечно!

– Значит, как обычно, ты обманул только меня.

К моему ужасу, его лицо исказила ужасная гримаса, и он начал всхлипывать, повторяя, как ему жаль.

– Прошу тебя, дай мне еще один шанс! Хотя бы до конца испытательного периода? Ну пожалуйста…

Я терпеливо ждала, пока утихнут слезы, запрещая себе видеть в нем Лео, но было слишком поздно. Никуда не денешься – он отец моих детей; я вижу их в его чертах, в голосе, в его слабостях. Я не могу выгнать его, не навредив им.

– Последний шанс, Брам. Я просто… я не хочу, чтобы ты выставлял меня дурой.

Еще раз. Снова и снова.

– Обещаю, – прошептал он.

И, как мы уже знаем, это оказались слова, выброшенные на ветер.

Брам, выдержки из файла Word

Честно говоря, я думаю, если бы Фия надавила посильнее, я бы сломался. Если бы она потребовала объяснений, почему я так вел себя с ее «другом», я бы раскололся, и все тайны, постыдные и мерзкие, хлынули бы из меня потоком.

Однако теперь она зацепилась за лишение прав и упустила все остальное, как когда-то зацепилась за измену и упустила лишение прав. Из автоинспекции пришло письмо с деталями моих нарушений, что неизбежно вызвало скандал. Так и вижу ее лицо с выражением священного ужаса: «…А если бы случилась авария? Ты хоть представляешь, во что бы ты вляпался?»

Да уж представляю!

– Зачем? – спросил я Майка, когда успокоился. – Зачем ты с ней видишься? Только чтобы показать мне, что можешь?

– Брам… – вздохнул тот. – По-твоему, мне делать больше нечего? Ты не забыл, что сроки поджимают? Полиция действует медленно, и все-таки они – не полные дебилы, рано или поздно до тебя доберутся.

– Уже добрались, – признался я. – Во вторник приходил детектив.

– Правда? И что, расспрашивал про аварию?

– Нет, не напрямую. Спросил, кто видел машину последним, – хотя они уже уточняли это у Фии; значит, нашли что-то новое…

– Он выяснял, где ты был шестнадцатого сентября?

– Да. Пришлось использовать алиби. Сказал, что заходил в паб на станции Клэпэм, как договорились.

– Отлично. Не волнуйся, все сработает как надо. Даже если они проверят видеокамеры, по пятницам там настоящий ад, легко затеряться в толпе. Держи себя в руках, Брам. А что касается твоей жены, будь спокоен – я не собираюсь делать ей предложение, но сам подумай: кто-то же должен увезти ее из дома в нужный момент? Вряд ли тебе удастся пригласить ее на романтический уик-энд.

Точно спят вместе. Кто бы сомневался… Фия всегда придавала сексу большое значение.

– Я догадываюсь, что это удар по твоему мужскому самолюбию, но сам понимаешь – ничего личного, бизнес есть бизнес… Так что не грузись особо. И завязывай уже привлекать к себе внимание своими капризными взбрыками!

Капризными? Как будто я ребенок, топающий ногами в магазине…

– Держись подальше от моих детей, – потребовал я. – Обещай!

– Клянусь твоим здоровьем! – нарочито жеманным голоском пропел Майк. – Давай уже к делу, а? Наверняка были какие-то предложения? Я думал, за такую цену они в очередь выстроятся.

Я протяжно вздохнул.

– Даже не вздумай от меня скрывать! Одно слово – и миссис Лоусон сама позвонит агенту.

– Никакая она не миссис Лоусон!

– Короче!

Клянусь, он будто дернул за невидимую веревочку, а когда отпустил, слова полились сами.

– Два предложения: на бо́льшую сумму от пары, которая продает свой дом, и на меньшую – от пары, которая уже продала, так что никаких сложностей, они готовы к сделке.

Рав сказал, что я видел их на просмотре, хотя лиц не помню – там все были на одно лицо. Дэвид и Люси Воэн, переезжают из Ист-Далича – неожиданно получили наследство от богатого дедушки. Моложе нас с Фией, готовятся завести семью.

– Сколько? – спросил Майк.

– Два миллиона – все, что они могут предложить. Рав рекомендует принять более выгодное предложение и дать им разумное время на продажу их дома.

– Нет времени. Сойдут и два миллиона.

Как будто речь идет о карманных деньгах.

– Так что, принять предложение Воэнов?

– Да.

* * *

Я направлялся в клинику, расположенную в северной части Элдер-Райз. Небо нависало так удушающе низко, что едва не касалось домов, а листья под ногами превращались в пыль; даже если бы я постарался лично, то не смог бы «настроить» погоду, более подходящую к моему внутреннему состоянию.

Я записался на прием к главврачу психиатрического отделения, доктору Пирсону.

– Я больше не могу, – заявил я ему (чистая правда).

К его чести, доктор приложил все усилия, чтобы выяснить суть проблемы, однако я упорно воздерживался от конкретики: жизнь не мила, панические атаки, все время хочется плакать…