– И что после такой статьи должны думать наши читатели? Что они ошиблись в нашей газете! Что это – не солидное издание, рассчитанное на здравомыслящего, информированного современного человека, а бульварный листок вроде «Мистического вестника» или этих, как их… «Загробных вестей»!

– Но Сигизмунд Казимирович! – попытался вставить слово Гоша. – Это проверенные данные, полученные из надежного источника в правоохранительных органах! Понимаете, он мне под большим секретом сказал, что сначала человек умер, а наутро ожил и пропал… А из старухи высосали всю кровь…

– Меня не интересует, надежные это данные или полная туфта! – гремел Главный. – Для меня важно, на какую аудиторию твоя статья рассчитана! Так вот, она рассчитана на тупых старшеклассниц и на стареющих библиотекарш! Только они могут поверить во всю эту мистическую белиберду!

– Но, Сигизмунд Казимирович, это не белиберда, это очень надежная информация… Понимаете, на дороге нашли обескровленный труп… А машину его угнали…

– Что?! – Главный побагровел и надулся, как вареный рак. – Ты еще спорить со мной будешь? А ну, выметайся!

– Я… я уволен? – пролепетал Гоша.

– Пока нет, но понижен! Перевожу тебя на новости культуры! Вон!

Гоша вылетел из кабинета Главного и, повесив голову, поплелся в бывшую купеческую ванную.

А Главный, проводив его мрачным взором, потянулся к телефону. Ему нужно было поговорить с главными акционерами прежде, чем они сами увидят злополучную статью.

В кабинете быстро темнело и, чтобы набрать номер, нужно было включить настольную лампу.

Однако не успел он нажать кнопку, как дверь кабинета снова открылась.

На пороге стоял незнакомый человек.

Это был очень бледный мужчина с темными, глубоко запавшими глазами и узкими, неприятно красными губами.

– Кто вы? – недовольно осведомился Главный, разглядывая посетителя. Палец его завис над кнопкой.

– Не надо! – проговорил посетитель и приблизился к столу.

– Что значит – не надо? Чего «не надо»?

– Свет включать не надо! – рявкнул тот. – Лампу включать не надо!

Главный растерялся: в его кабинете голос повышать разрешалось только ему. Или основным акционерам газеты. Или представителям вышестоящих организаций. Но этот странный посетитель не был ни акционером, ни представителем. Однако в нем было что-то такое, что Главный не посмел его ослушаться, не посмел включить лампу. Правда, он попытался прояснить ситуацию.

– Позвольте, как это «не надо»? – повторил Главный. – И вообще – почему вы здесь раскомандовались?

– Потому! – отрезал незнакомец, направляясь к камину.

При этом он отвернулся от Главного, и тот слегка приободрился.

– Что вы тут хозяйничаете? Немедленно покиньте кабинет! Или я буду вынужден вызвать охрану!

Незнакомец повернулся, подошел к Главному, наклонился над ним и чуть опустил нижнюю губу. Главный увидел удивительно белые, удивительно острые зубы и сразу же понял, что это – не маскарадная накладка, какие надевают подростки в Хеллоуин. И еще он увидел вблизи бездонные, черные, пустые глаза незнакомца – и ему стало страшно. Так страшно ему не было никогда в жизни. Даже тогда, в начале девяностых годов, когда к нему явился с деловым визитом криминальный авторитет Шлакоблок.

– Я сказал – сидеть! – процедил страшный незнакомец, и Главный застыл.

Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой и только в ужасе наблюдал за своим посетителем.

А тот подошел к камину (с той стороны, где рыдала на крепостной стене румяная Ярославна), отсчитал сколько-то изразцов от угла и на что-то нажал. Часть камина отъехала в сторону, открыв тайник, который много лет назад устроил здесь покойный купец первой гильдии.

Из этого тайника незнакомец извлек столбик золотых царских десяток, пересчитал их и спрятал во внутренний карман.

В свое время (в восемнадцатом году прошлого века) купец Уховертов забрал из тайника основные ценности – бриллианты, изумруды и прочие приятные мелочи. Золото он оставил на всякий случай, надеясь вернуться за ним на следующий день. Но следующего дня не случилось – на улице купца ограбили и убили пьяные дезертиры.

Главный редактор в полном изумлении следил за происходящим, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. А загадочный посетитель, закрыв тайник, снова подошел к нему. На Сигизмунда Казимировича дохнуло смертью.

– Твое счастье, что я недавно поел! – процедило ужасное существо и покинуло кабинет.

В кабинете стало совсем темно.

Наконец Сигизмунд сумел пошевелиться, затем он встал и, оглянувшись на дверь, подошел к камину и принялся один за другим ощупывать зеленые изразцы.

На следующее утро уборщица Алевтина, придя в кабинет главного редактора, чтобы навести там порядок перед началом рабочего дня, нашла там Сигизмунда Казимировича. Он один за другим ощупывал изразцы и бормотал что-то бессвязное.

После недолгих консультаций вызвали психиатрическую перевозку, и несчастного Сигизмунда увезли на Удельную, в хорошо известную клинику имени Скворцова-Степанова. Там он ведет себя тихо, только ощупывает все печи и бормочет что-то невразумительное про вампиров, тайники и царское золото.

Негромко звякнул дверной колокольчик.

Серафим оторвался от журнала, поднял глаза на дверь.

В магазине было темновато, и он не смог как следует разглядеть посетителя. Показалось только, что лицо у него нездорово бледное, а губы и глаза – чересчур темные.

Посетитель, не отвлекаясь на самовары, фарфоровые безделушки и прочую допотопную ерунду, прямиком проследовал к прилавку и уставился на Серафима.

Взгляд у посетителя был чрезвычайно неприятный – какой-то пустой, безжизненный.

И еще… хоть в магазине было полутемно, этот странный посетитель опустил края шляпы, да еще прикрывал лицо от света ладонью, как будто свет причинял ему физические мучения.

Впрочем, Серафим навидался всякого.

Сам он обладал удивительно располагающей внешностью – круглым добродушным лицом, голубыми наивными глазами стареющего младенца. Старушка, которая зашла в антикварный магазин, чтобы продать старинную статуэтку или серебряное чайное ситечко, немедленно проникалась к Серафиму доверием и верила ему, когда он заявлял, что предложенная им цена – самая лучшая, и платит он такие деньги исключительно ради благотворительности.

Так ему один раз удалось купить мейсенскую пастушку за полторы тысячи рублей, а настенную тарелку Гарднера – и вовсе за пятьсот.

Правда, в последнее время такие доверчивые старушки попадались все реже и реже, так что, чтобы держаться на плаву, Серафиму приходилось все чаще прибегать к услугам Валерика.

Посетитель подошел к прилавку, склонился над ним.