Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ваши знания могли бы спасти мир!
Из кресла донесся странный звук. Это был смех, смех калеки.
– «Спасти мир!» Что за фраза! Именно этим и занимается вашамолодежь, как ей кажется! Они идут напролом, надеясь путем насилия и ненавистиспасти мир. Но они не знают как! Им придется решить это самим, по велениюсобственного сердца и ума! Мы не можем предложить искусственный путь спасениямира. Нет. Искусственное великодушие? Искусственная доброта? Ничего подобного.Это не настоящее. Это ничего не даст. Это противно природе, самой сущностижизни… – И он медленно добавил: – Противно Богу. – Два последних словапрозвучали неожиданно отчетливо. Он оглядел своих слушателей; казалось, онмолит их о понимании, но в то же время не надеется на него. – Я имел правоуничтожить свое создание…
– Очень в этом сомневаюсь, – заявил мистер Робинсон. –Добытое наукой знание нельзя уничтожить.
– У вас есть право на собственное мнение, но непреложностьфакта вам придется признать.
– Нет, – с нажимом произнес мистер Робинсон.
Лиза Ньюман резко повернулась к нему:
– Что значит «нет»?
Ее глаза горели гневом. Красивая женщина, подумал мистерРобинсон. Женщина, которая, может быть, всю жизнь любила Роберта Шорхэма.Любила его, помогала ему в работе, а теперь жила рядом, помогая ему своим умом,даря ему чистейшую преданность без тени сожаления.
– Есть вещи, которые начинаешь понимать с возрастом, –сказал мистер Робинсон. – Не думаю, что я проживу долго. Прежде всего, яслишком много вешу… – Вздохнув, он оглядел себя. – Но я знаю некоторые вещи. Яправ, Шорхэм. И вам тоже придется признать, что я прав. Вы – честный человек.Вы не уничтожили бы свою работу. Вы просто не смогли бы заставить себя этосделать. Она где-то надежно спрятана и хранится под замком, может быть, даже нев этом доме. Думаю, хотя это только догадка, что ваши бумаги хранятся вкаком-нибудь сейфе или в банке. И она тоже об этом знает. Вы ей доверяете. Она– единственный в мире человек, которому вы доверяете.
Шорхэм произнес, на этот раз почти отчетливо:
– Кто вы такой? Кто вы, черт возьми, такой?!
– Просто человек, который знает все о деньгах и о том, что сними связано. О людях, их характерах, их повадках. Если бы вы захотели, томогли бы продолжить работу, которую прервали. Я не говорю, что вы могли бызаново проделать всю работу с нуля, но я думаю, что она, готовая, где-то лежит.Вы разъяснили нам свои взгляды, – продолжил мистер Робинсон. – Возможно, выправы. Благо для человечества – вещь коварная. Бедный старый Беверидж, он хотелизбавить людей от бедности, от страха, от чего бы там ни было, он думал, чтосоздает рай на земле. Но рая не получилось, и вряд ли ваш «Бенво», или как тамвы его называете, похож на патентованные консервы и создаст рай на земле.Благожелательность – тоже понятие неоднозначное. Это средство избавит людей отстраданий, боли, анархии, жестокости и пристрастия к наркотикам. Да, ваш«Бенво» избавит мир от многих негативных вещей, но в том числе, может быть, иот тех, которые необходимы. Это может иметь значение для людей. Молодых людей.Этот ваш «Бенво» – теперь это звучит как патентованное чистящее средство –призван сделать людей благожелательными, и я допускаю, что, может быть, онтакже сделает их снисходительными и довольными собой, но есть вероятность, что,если вы насильно измените характеры людей и им придется жить с этимихарактерами до самой смерти, кое-кто из них, немногие, может обнаружить, чтоони обладают природной склонностью к тому, что их заставили делать насильно. Яимею в виду, они действительно способны изменить себя в течение жизни, но ужене смогут отказаться от новой привычки, которую усвоили.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал полковникМанроу.
Мисс Ньюман ответила:
– Он говорит чепуху. Вам придется принять ответ профессораШорхэма. Он волен поступать со своими открытиями, как считает нужным, и вы неможете принудить его подчиниться вашей воле.
– Нет, – сказал лорд Олтемаунт, – мы не собираемся васпринуждать или терзать, Роберт, и не будем требовать открывать свои тайники.Поступайте, как считаете нужным. Это решено.
– Эдвард? – позвал Роберт Шорхэм. Голос опять подвел его,руки задвигались, и мисс Ньюман быстро перевела:
– Эдвард? Он говорит, что вы – Эдвард Олтемаунт?
Шорхэм вновь заговорил, и она повторила за ним:
– Он спрашивает вас, лорд Олтемаунт, действительно ли вывсем сердцем и умом желаете, чтобы он доверил вам проект «Бенво». Он говорит,что вы – единственный человек в обществе, которому он когда-либо доверял. Еслиэта просьба исходит от вас…
Джеймс Клик внезапно встал. Взволнованно, быстро, словно молния,он подскочил к лорду Олтемаунту:
– Разрешите помочь вам, сэр. Вы больны. Вам нехорошо. Будьтедобры, отойдите немного, мисс Ньюман. Позвольте мне… к нему подойти. Я… у меняего лекарства. Я знаю, что нужно делать. – Он сунул руку в карман и вытащилшприц. – Если сейчас же не сделать укол, то будет поздно… – Он поспешно взялруку лорда Олтемаунта, закатал ему рукав, защипнул кожу между пальцами и поднесшприц.
Но тут, оттолкнув полковника Манроу, Хоршем бросился вперед,схватил руку Джеймса Клика и выдернул шприц. Клик сопротивлялся, но Хоршем былгораздо сильнее, да и Манроу уже был рядом.
– Значит, это вы, Джеймс Клик, – сказал он. – Изменник,притворявшийся верным учеником!
Мисс Ньюман уже была у двери, она распахнула ее и позвала:
– Сестра! Быстрее сюда, быстрее!
Появилась сестра. Она бросила быстрый взгляд на профессораШорхэма, но он отмахнулся и показал туда, где Хоршем и Манроу все еще держаливырывающегося Клика. Она опустила руку в карман своего форменного халатика.
Шорхэм с трудом произнес:
– Это Олтемаунт. Сердечный приступ.
– Сердечный приступ, как бы не так! – взревел Манроу. –Покушение на убийство! Держи этого приятеля, – бросил он Хоршему и подскочил ксестре: – Миссис Кортман? С каких это пор вы служите медсестрой? Мы совсемпотеряли вас, с тех пор как вы улизнули в Балтиморе.
Милли-Джин все еще держала руку в кармане. Когда она вынулаее, в ней оказался маленький пистолет. Она взглянула на Шорхэма, но Манроузаслонил его собой, а у кресла инвалида встала Лиза Ньюман.
Джеймс Клик крикнул:
– Убей Олтемаунта, Хуанита, быстро! Убей Олтемаунта!
Ее рука взметнулась, раздался выстрел.
Джеймс Клик похвалил: