Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бехгофер (англичанин из Собаки) пригласил меня остановиться у него. Он тоже в India, недурно говорит по-русски и знакомит меня с поэтами. Но все в один голос говорят, что хороших сейчас нет и у большинства обостренные отношения. Сегодня я буду на вечере у Йетса, английского Вячеслава. Мне обещали также устроить встречу с Честертоном, которому, оказывается, за сорок и у которого около двадцати книг. Его здесь или очень любят, или очень ненавидят – но все считаются. Он пишет также и стихи, совсем хорошие.
Думаю устроить, чтобы гиперборейские издания печатались после войны в Лондоне, это будет много лучше и даже дешевле. Здесь книга прозы, 300 стр. 1000 экз. на плотной бумаге и в переплете, стоила еще совсем недавно 500 р.
Ну, целую тебя и посылаю кучку стихов, если захочешь, дай их Маме, пусть печатает.
Зная, как Анне хотелось бы узнать о Борисе Васильевиче, Гумилев сообщает ей, что тот помнит о ней, говорит о ней, хоть и не с ним. Передавая слова леди Моррелл, Гумилев, конечно, хотел сделать приятное Анне не только как женщине, но и как поэту. Позже Ахматова говорила Лукницкому по поводу этого письма: «Подумайте, как Коля был благороден! Он знал, что мне будет приятно узнать о нем… (Н. С. знал, что А. А. любит Анрепа)».
К письму было приложено стихотворение «Природа» (а матери послан «Стокгольм»).
В июле Гумилев уже в Париже. Под впечатлением прибытия в Гавр написал стихотворение «Предсказание». Здесь поэт берет на себя провидческую функцию, больше свойственную Ахматовой: «Господь, помилуй наши души: / Большая нам грозит беда».
Николай Степанович должен был следовать в Салоники, однако оказался прикомандирован в распоряжение представителя Временного правительства генерала М. Занкевича и назначен адъютантом военного комиссара Временного правительства при русских войсках во Франции. Со времени прибытия Гумилева в Париж до его назначения на должность прошло три недели, которые он заполнил творчеством и общением.
Июль получился насыщенным. Гумилев познакомился и подружился с художниками М. Ларионовым и Н. Гончаровой. И опять увлечение. На этот раз чужая невеста, француженка русского происхождения Елена Карловна Дюбуше, за которой Гумилев начал энергично ухаживать. Безнадежность затеи обостряла чувства, Гумилев создал прекрасный цикл стихов для ее альбома.
Анна, с большим опозданием получив его письмо из Лондона, писала в ответ:
Дорогой Коля,
вот уже неделя, как я в Слепневе. Здесь довольно мрачно в смысле настроений революционной демократии, но тепло, светло и тихо. Я отлично отдыхаю и наконец чувствую себя здоровой. Книга моя выходит на следующей неделе. Буду искать случая отправить ее тебе.
Спасибо за письмо из Лондона. Чувствую, что ты бодрый и веселый. Из стихотворений мне больше всех нравится «сон о Стокгольме» в мамином письме.
Я очень рада, что ты повидал англичан. Они для нас всегда казались чем-то таинственным. Во время твоего отсутствия в Петербурге не случилось ничего примечательного. Все ушли в политику, но все это очень безрадостно.
Пожалуйста, береги свое здоровье и по возможности не оставляй нас без вестей.
Лева стал большим и умным. Часто спрашивает о тебе.
Целую крепко.
Ни слова о Борисе Анрепе. Очень теплое и нежное письмо. Письмо было отправлено в Лондон, и Гумилев его не получил.
В Слепневе в эти дни становилось небезопасно. Крестьяне отобрали у слепневских господ землю под лен, самовольно выкосили луг. Когда из города для разбирательства приехала полиция, мужики слезно просили Анну Ивановну:
– Матушка-барыня, простите, уж это последний раз.
Однако Анна Ивановна не обольщалась. Крестьяне грозились сжечь усадьбу 6 августа. В этот день был местный праздник, и к ним должны были приехать гости. Не заводя дела и не наказывая крестьян, Анна Ивановна спасла усадьбу, но жить там уже стало страшно.
Анна пишет этим летом «Сказку о черном кольце» – стихи, которыми осталась недовольна. Тоскует, испытывает тревогу. Ей предстояло провести зиму в Бежецке с сыном и свекровью: ехать было некуда, дом сдан. Анна Ивановна получила от Николая письмо из Парижа, и у Ахматовой появилась надежда уехать к нему. Анна Ивановна писала сыну: «Твоя Аня и теперь в Слепневе – собралась жить всю зиму со мной в Бежецке, но сегодняшнее твое письмо прямо ее наэлектризовало надеждой поехать к тебе. Конечно, я никак не рассчитывала, что она выдержит всю зиму нашу однообразную и скучную жизнь, и очень буду за нее рада, если устроится эта поездка».
15 августа Анна Андреевна пишет мужу:
Мой дорогой Коля,
наконец мама получила твое письмо из Парижа. Я рада за тебя, что вместо мрачного Салоникского сидения ты остаешься во Франции. Думаю, могу не описывать, как мне мучительно хочется приехать к тебе. Прошу тебя – устрой это, докажи, что ты мне друг.
Я здорова, очень скучаю в деревне и с ужасом думаю о зиме в Бежецке. Книга моя наконец вышла, но я ее еще не получила. Письма от тебя тоже не получила, как это досадно!
Два твои стихотворения (сон о Стокгольме и о земле-звезде) я отослала Лозинскому, они будут в Аполлоне. Мих. Леон. они очень понравились, и я нахожу их отличными.
О наших друзьях ничего не знаю, почта работает плохо.
Я писала последнее время довольно много, но ничем из написанного не довольна.
Пожалуйста, пиши мне теперь в Аполлон, потому что я думаю побывать в городе, а если меня не будет, Лозинский всегда перешлет. Как странно мне вспоминать, что зимой 1907 г. ты в каждом письме звал меня в Париж, а теперь я совсем не знаю, хочешь ли ты меня видеть. Но всегда помни, что я тебя помню, очень люблю и что без тебя мне всегда как-то невесело. Я с тоской смотрю на то, что сейчас творится в России, тяжко карает Господь нашу страну.
Не забывай меня, дорогой мой. Пиши.
Наш сынок милый и очень послушный. На тебя похож невероятно.
Печально, что Гумилев и это письмо не получил. Оно было отправлено на другой адрес, как и письмо от матери. Конечно, перспектива чахнуть всю зиму в Бежецке Ахматову пугала, тревожили события в стране, и не было места, где было бы спокойно и надежно. Только рядом с ним. Гумилев мог вселить в человека чувство уверенности и спокойствия. В эти дни Анна писала Лозинскому: «Буду ли я в Париже или в Бежецке, эта зима представляется мне одинаково неприятной. Единственное место, где я дышала вольно, был Петербург. Но с тех пор, как там завели обычай ежемесячно поливать мостовую кровью сограждан, и он потерял некоторую часть своей прелести в моих глазах».
В своем письме она использует запрещенный прием: пишет о сыне, напоминает мужу о том, что их объединяет. И с грустью вспоминает 1907 год, когда Гумилев был безоглядно в нее влюблен и готов пожертвовать собой ради возможности доказать ей свою любовь. Прошло десять лет, и теперь она даже не уверена, захочет ли он увидеть ее. Ее уверения в любви дорогого стоят. Она ведь не может не догадываться, что Гумилев и в Париже находит себе спутниц. Да что все эти девушки значат? Их количество все растет, а любить он никого не любит, она уверена в этом.
