Он нанял специально для этого себе человека, со стороны, тот и управлял псарней. Волков не обругал его собак, а дал им полную характеристику. И красоту их отметил с большим превосходством. Пригласит, поеду к нему в гости и поохочусь с его собаками. Будет с чем сравнить, заодно и опыта наберусь. Увидев усадьбу, они поскакали быстрее. Перед входом в дом Семен увидел ту самую женщину. Потом она поливала ему на руки и шею. Он фыркал, как лошадь, от удовольствия. Холодная вода возбуждала его. Семен поднял лицо, что бы взять полотенце из рук женщины, и они встретились глазами опять. Теперь, после долгого взгляда, глаза опустила она и сильно покраснела. Семен заметил ее смущение, но он еще и почувствовал запах настоящей любви. Ноздри его расширились, и он глубоко и часто стал вдыхать в себя этот запах. Так могла пахнуть только любимая женщина. Не молодое сердце Семена сжалось. Он стал растерянным совсем. К столу, когда его пригласили, он присел, не понимая, на каком он свете находится. Потом он встал из-за стола и извинился.

— Простите меня князь, я сейчас приду, мне надо переодеться.

К столу он вышел в чистой сорочке и в пиджаке, на шею он повязал платок. Болховской поначалу изумился перемене Волкова, но потом успокоился, Семену виднее, как надо быть одетым за обеденным столом. За столом разговор не сильно клеился. Когда начали прибирать со стола, что бы поставить самовар Болховской понял, в чем весь смысл рассеянности Волкова. Он буквально ел глазами его горничную Ганну. Кажется, ему Ганна приглянулась, жаль, пустой номер, эта не ляжет с ним в постель, даже если я прикажу ей, а если и ляжет, то удовольствия Семен не получит. Будет лежать как кукла и будет холодная как рыба. Но поговорю с ним, пусть жена покинет нас. После чаепития его Наталья откланялась и пошла по своим делам. Волков и Болховской остались одни. Хозяин набил свою трубку табаком, Семен, ни когда не курил, хоть был и гусаром.

— Послушай Семен Андреевич, мне кажется, что ты положил глаз на мою горничную. Так ли это? Только по совести, я прав?

— Наблюдательный ты князь. Лукавить не буду. Даже не знаю, как объяснить. Что-то есть в ней такое загадочное. Мне влюбиться сложно, а вот гляжу на нее, и сердце учащенно начинает биться.

— Я бы с удовольствием уложил бы ее в твою постель, так не пойдет, даже если прикажу. Она не в уме немного. С головой у нее все в порядке, но она немая, хоть все и слышит. А вот ее историю жизни я тебе сейчас расскажу. Сколько там, сейчас подумаю, лет десять тому назад, может год больше, я был приглашен к одному шляхтичу на охоту. Да, какая там охота, пьянка и гулянка одна. Я не по этому делу, но приглашение принял и поехал. Со мной он не сильно гулял, но это с какой стороны поглядеть. Сейчас моей горничной, что-то около тридцати, значит, тогда около двадцати было ей. Сейчас она, то же ни чего в теле, а тогда, красивая до полного умопомрачения. Грудь большая, а сама как тростиночка. Ножки, попка, ну прямо сказка. Я уже женат был, и на чужих баб меня не тянуло, но все равно загляделся на нее. Вот и спрашиваю поляка, откуда девица у тебя такая? Он как загогочет, как гусь на ярмарке. И не девица она вовсе, а моя наложница. На ночь, если не сплю с ней, а со своей женой, то на цепь ее сажаю. Иначе сбежит. Злющая курва, точно цепной пес. Если бы просто ноги раздвигала, я бы ее давно продал. А это сопротивляется каждый раз, не то, что моя жена. Возбуждаюсь так, что все жилы рвутся. Пару лет назад она замуж выходила, а я ее давно приглядел для своих утех. Вот я и приехал к ним на свадьбу и подарок богатый принес, но потребовал и свое. Право первой брачной ночи у нас ни кто не отменял. Я ее в постель, а она меня всего исцарапала сучка. Ну, я своим холопам приказал, они ее выпороли, как следует. Она немного сопротивлялась еще, но я ей силой ноги и раздвинул. Девицей оказалась. Плакала потом всю ночь. Я ее и утром оприходовал, чтобы не грустила. В общем, всунул во все дырки, куда захотел. Потом и отпустил, пусть к мужу идет. Не знаю, пошла ли она к своему мужу, но тот сволочь ночью пытался поджечь мой дом. Дом потушили быстро, сарай жаль сгорел, а муженька ее поймали. Пороли до бесчувствия, вот он под кнутом и умер. Я не хотел этого, но мои гайдуки перестарались. Бывает. Вот я ее и забрал к себе, сарай-то сгорел. Я бы ее продал, да вот покупателей нет. Хочешь, тебе продам, не дорого возьму, ей Богу. Мне бы притвориться, что ли. А я, как-то не подумавши, сказал. Так она такая красивая, зачем же дело стало. Куплю, сколько просишь? У него алчно глаза и разгорелись. Такую сумму заломил, десятка два крепостных молодых мужиков купить можно было за эти деньги. Честно тебе скажу, Семен Андреевич, похоти у меня на нее не было. Так мелькнула мысль, только если сама захочет, ну испорченный я человек, каюсь. А так думаю, жалко девчонку, забьет он ее до смерти зверюга. Пусть в доме у меня живет, Наталье будет помогать. А дальше жизнь покажет, чего и будет. Уплатил я ему все деньги. Оформил купчую на нее, все сделал по правилу. К мировому судье съездил и печать поставил. Промолчать бы ему, а он гадость в адрес девушки сказал, когда она в мою коляску садилась. Вот я ему и по морде дал. Понятное дело дуэль. Хорошо, что это было в городе, а не у него в имении. Меня бы его гайдуки живым не выпустили. У них не знают, что такое честь. Он недолго своей шпажонкой махал, заколол я его быстро, так слизняк. И все это на глазах девушки. Сел в коляску и галопом домой, там меня не достать его холопам, дома я хозяин и у меня свое войско есть, не сунуться. По дороге объяснил, что трогать ее не буду, вот такой порыв души получился, хотя, если уж совсем честно, то в глубине души была надежда, что одарит она меня своей любовью. Домой приехал, увидел Наталью и понял, мне другая не нужна. Пусть живет себе