Первым делом объявился Вешняков и сообщил результатыэкспертизы. Лапшина застрелили из то­го же оружия, что и Веру с Райзманом. Воти попробуй после этого не связывать убийства. Все связано, да еще как: оружие однои стрелок, скорее всего, один и тот же. Миронову, что в вечер убийства Лапшинаприезжала к нему на дачу, нашли. В настоящий мо­мент она находится вкомандировке в Рязани. Дей­ствительно заезжала на дачу, хотела обсудить одинвопрос в неформальной обстановке, но Лапшина на даче не оказалось, она постоялавозле калитки и уеха­ла. Известие о его смерти ее потрясло (это она таксказала), но она понятия не имеет, кому это могло прийти в голову, и о егоделах сообщить ничего не может. Разговор с ней придется отложить до еевозвращения из Рязани. На первый взгляд банкир ни­кому не мешал, на работеизвестие о его гибели всех повергло в шок, сплошная растерянность и недоумение.Впрочем, дело понятное.

Далее началось что-то совершенно невообрази­мое. В 17.15поступил анонимный звонок: убийца Веры Неждановой (привожу практическидословно) в настоящее время пытается покинуть город на “БМВ”, далеепродиктовали очень знакомый мне номер. Все службы были предупреждены, и уже ввосемнадцать часов оный “БМВ” был задержан, за рулем находился его владелецТагаев Тимур Вяче­славович, в присутствии которого был проведен обыск машины, ив запаске обнаружили… что бы вы думали? Конечно, орудие убийства, да еще вместес глушителем. Господин Тагаев выразил сначала удивление, потом недовольство,затем отказался отве­чать на вопросы до появления своего адвоката, который незамедлил явиться. Во время допроса Тагаев категорически отрицал своюпричастность к убий­ствам, утверждал, что пистолет этот видит впервые, и дажегневался, обвиняя милицию в том, что менты сами его и подбросили.

– Может, и сами, – глубокомысленно изрек знакомыйкапитан, с которым мы пили кофе в бу­фете. – Тагаев оружие никогда неносит. Это все знают.

– Довольно неосторожно при его деятельности.

– Ну… – пожал плечами капитан. – По-насто­ящемупарню вряд ли что грозит, он тут всех крепко прижал. Опять же, выпендреж: мол,я в своем горо­де никого не боюсь. Думаю, с властью нашей зару­бился парень,вот и завертелось. Только ни хрена мы его не посадим, вот увидишь. – Он совершеннонеожиданно весело хохотнул и добавил: – Мозгов у ТТ больше, чем у некоторогонашего начальства, де­нег и подавно, а адвокат, говорят, просто фокусник: любоедело наизнанку вывернет.

Упорство, с каким милицейские чины видели в потенциальномвраге неплохого, в сущности, парня, прямо-таки потрясало. В то, что Тагаев ужесегодня окажется в тюрьме, я тоже не верила, однако слиш­ком много всегонабиралось по мелочи и теперь ме­лочами уже не выглядело.

Через два часа еще одна новость: Тагаев сбежал чуть ли не вовремя допроса. Попросился в туалет и внезапно растворился на просторах родины.Инте­ресно, этому фокусу его тоже адвокат научил?

Весь вечер я пробыла с женой и дочерью Ляли­на, ихнаконец-то удалось уговорить покинуть боль­ницу. Мы по большей части молчали икосились на телефон. В час я заставила женщину принять сно­творное и поехаладомой, оставив обеих на попече­ние парня из лялинской фирмы. По дороге я думалао том, что меня ожидает нагоняй от Сашки, бедный пес весь день просидел дома.

Вошла в квартиру, включила свет, Сашка не по­явился. Обидаобидой, но это меня насторожило. Я заглянула в кухню, потом в гостиную, ожидаяче­го угодно. Вещи на своих местах, никакого намека на вторжение, но Сашкинигде не видно.

– Эй, пес, – позвала я, – хватит дуться,выходи.

Тишина. Я разом покрылась холодным потом, напряженноприслушиваясь. Черт, у меня даже га­зового баллончика нет. Затеяв частноерасследование, не худо бы обзавестись оружием.

Набрала на трубке 02 и поднялась по лестнице, из-за двериспальни робко тявкнул Сашка. От серд­ца отлегло, но лишь на мгновение. Без меняпес на второй этаж не поднимался, то есть подняться он еще мог, а вотспускаться ненавидел по причине не­приспособленности своего тела сходить поступень­кам вниз с достоинством, присущим такой выдаю­щейся собаке.

Я вошла в спальню и включила свет. На моей постели лежалТагаев, держа Сашку на руках. Пес посмотрел на меня с печалью и вздохнул.

– Привет, – сказала я, устраиваясь в кресле, иположила трубку на секретер.

– Ты не очень удивлена, – скорее констатируя факт,чем спрашивая, изрек Тагаев.

– Честно? Не очень. С кровати сваливай, ле­жать на нейв ботинках можно только мне.

Он не сдвинулся с места, лежал и разглядывал меня, а я нестала брать его за шиворот и вышвыривать силой, тем более что такая возможностьказалась весьма проблематичной.

– Чему обязана визитом? – вместо этого спро­силая.

– Так ведь податься некуда, – развел он рука­ми.Сашка, оказавшись на свободе, с места не тро­нулся, только зевнул.

– Надо ставить сигнализацию, – вздохнула я. –Не квартира, а проходной двор. А с тобой мы позд­нее поговорим, – кивнулая Сашке, он стыдливо отвернулся.

– Это ты так со страхом борешься? – хмыкнул Тагаеви пояснил: – Болтаешь много.

– А чего мне бояться? Хотел бы убить, так убил бы еще вприхожей. Пырнул ножом, вон их на кухне сколько. Так чем обязана?

Он опять принялся разглядывать меня, отвечать он не спешил,но наконец изрек:

– Я их не убивал.

– Это не ко мне, это к прокурору, – поморщи­ласья.

– Ты всю эту кашу заварила. Неужели не ясно, что меняподставляют?

– Возможно, и подставляют, – не стала я спо­рить.

– Ты на Деда работаешь? – спросил он.

– Хочешь сказать, это он тебя подставляет? –съязвила я.

– Поначалу думал, твоя работа. Но пистолет… знающиелюди говорят, ты на такое не способна.

– Разные бывают обстоятельства. Хотя в дан­номконкретном случае ты прав: я не имею к этому отношения и не знаю, кто имеет.Теперь, когда мы так славно поговорили, я бы хотела остаться наеди­не со своейсобакой.

– Я хочу разобраться, – изрек он.

Говорить ему было нелегко, не приучен выра­жать свои мыслисловами, и я его очень раздражала, должно быть, тем, что умудрилась родитьсябабой. Подумать только, такой парень, как он, и вынужден мне что-то объяснять.

– Разбирайся на здоровье, – пожала я плечами. Онаккуратно переложил Сашку, встал и прошелся по комнате. – Лучше сядь. Твоемелькание перед гла­зами действует мне на нервы.

– Успеется, – хмыкнул он, – в смысле сесть.