– Да понял я, – вздохнул Лялин. – Толькоскажи на милость, какой во всем этом смысл? Убивают бабу, а потом еще трехчеловек, которые что-то о ней знали? Давай на минуту представим следующее:Тагаев является в милицию и говорит: я трахал эту Анну, она делала аборт вклинике Райзмана, которого мне рекомендовал Лапшин. Ну и что? Где кри­минал?Чего ж людей крошить как капусту? Такое имеет смысл лишь в одном случае, если,ответив на вопрос, кто таинственный любовник Анны, мы сра­зу видим причинуубийства. Ты следишь за моей мыслью? – хмуро поинтересовался он, должнобыть, вид у меня сейчас страдальчески безучастный, вот Лялин и сомневается.

– Слежу, – вздохнула я. Конечно, я прекраснопонимала, что он имеет в виду, о том же самом я размышляла, сидя в кабаке, идаже пиво не помогло разобраться во всей этой чертовщине. Именно чер­товщине,прямо-таки мистической, потому что при всей видимой простоте (все четыреубийства связа­ны) внятной картинки не складывалось. Не было ее, хотьтресни. – Мы узнали, что любовник Тагаев, – пнув ногой камешек,продолжила я. – Но это абсо­лютно ничего не дает. Мотива нет. Первое, чтопри­ходит на ум, шантаж, но тогда все четверо должны знать, чем она егошантажировала, что ни в какие ворота не лезет. С Верой она, допустим, откровен­ничала,но Райзман и Лапшин при чем?

– Вот-вот, – кивнул Лялин. – Эта версия негодится. Либо убийства никак между собой не свя­заны… да-да… – недовольнобуркнул он, – вопре­ки всему тому, что успели раскопать и чего успелидомыслить. Не связаны, и все. Либо на яхте не было никакого киллера, убилкто-то из гостей и сейчас, исходя нервной дрожью, убивает возможных свиде­телей.Тех, кто, по его мнению, мог что-то заподо­зрить.

– Но Тагаев…

– Да знаю я, Артем звонил. Детка, у меня пред­чувствие…ты веришь в предчувствие?

– В твое да, – с готовностью кивнула я.

– Так вот, внутренний голос настойчиво шеп­чет: Тагаевздесь ни при чем.

– Вы с Вешняковым сговорились, что ли? – фыркнулая. – Ну, хорошо, хорошо, – торопливо махнула я рукой. –Допустим. Из тех, кто был на яхте, исключая повариху и мачо, остались четверо:я, Сафронов, Никифоров и Лапшина.

– В настоящий момент я бы никого исключать не стал.Начал бы все с нуля. Правда, есть и третий вариант, – помедлив, сообщилОлег с печалью. – Нас водят за нос.

– Здрасьте, – развела я руками. – Это в какомже смысле?

– В буквальном. Нет никакой связи между че­тырьмяубийствами, он просто убивал, потешаясь над нашими попытками что-то тамоткопать.

– Он псих? – насторожилась я.

– Не знаю. Все это весьма смутно бродит во мне. Я бывот так желал выразить все словами, – дураш­ливо пропел Олег, – нослов нет. Одни чувства, а их, как известно, к делу не пришьешь.

– Допустим, он псих. Тогда, по логике вещей, он неостановится, пока не убьет всех, кто там был.

– Точно, – хихикнул Лялин. – Все просто: по­следний,оставшийся в живых, и есть убийца.

– Очень смешно, – разозлилась я.

– Ладно, не злись, посмотрим, что накопает Вешняков. Тыкуда сейчас, домой?

– Да, спать хочу.

– Тогда спокойной ночи. – Лялин по-отеческипоцеловал меня в лоб, и я побрела к своей машине.

Его предчувствие плюс мое предчувствие, мо­жет, и вправду заэтим что-то есть? Нас водят за нос, пускают по следу, а мы с великим усердиемнаходим все новые и новые улики. Но не там и не против того. Олег прав, надоначать заново, выбросив из го­ловы все, что удалось узнать и… легче сказать,чем сделать. Тут я вспомнила о девице, владелице крас­ного “Фольксвагена”,которую собиралась еще раз навестить сегодня, завела мотор, Лялин посигналил,трогаясь с места, я тоже, и в первый момент даже не поняла, что случилось:из-за угла выскочила маши­на (джип, а вот какой, разглядеть я не успела), мгно­веннонабрала скорость по прямой, и тут же грохну­ла автоматная очередь. Я вжалаголову в руль и толь­ко после этого поняла, что стреляли не в меня. Джиппронесся дальше по темной улице, и стало так тихо, точно я осталась одна вовсем мире.

Я быстро развернулась и увидела в свете фар ма­шину Лялина,ее занесло на тротуар, дверь водителя была распахнута.

– Господи, – прошептала я, остановила маши­ну ибросилась к джипу Лялина, исходя дрожью. Я не хочу видеть то, что сейчаспридется увидеть, не хочу, не хочу… Господи, я не хочу… Он чуть ше­вельнулся, ия заорала: – Олег!

– Все нормально, – сказал Лялин, слова дава­лисьему с трудом.

– Ты ранен?

– Зацепило. Вызывай “Скорую”, а меня не тро­гай, что-тосо спиной…

Я вызвала “Скорую”, позвонила Артему и устро­илась на ступенькев ногах Лялина.

– Ты молчи, ладно? А я говорить буду, тебе нель­зя… Тыпотерпи маленько, слышишь? Ты меня слы­шишь? Пожалуйста, потерпи, только неумирай…

– Дурак я, что ли? – ответил он, я заревела изасмеялась. – Я еще не осуществил свою мечту.

– Какую? – спросила я. Я знала, что говорить емунельзя, но, когда он молчал, было так страшно.

– Должен же я когда-нибудь тебя трахнуть.

– Хоть завтра, только не умирай.

– Боюсь, завтра не получится.

Я держала его за руку, прислушиваясь к реву си­рен на соседнейулице, и, когда рядом затормозили машины, вроде бы отключилась, потому что отех минутах ничегошеньки не помню. Первое четкое воспоминание: Лялин наносилках и откуда-то по­явившийся Артем шепчет:

– Все будет хорошо, он мужик крепкий, вот увидишь… – илицо Лялина, бледное, чужое лицо, только усы смешно топорщились. “Скорая”уехала.

– Ты как? – спросил Артем.

– Не знаю, – честно ответила я, с удивлениемуставившись на свой закатанный выше локтя рукав.

– Вы сможете ответить на наши вопросы? – де­ловитоосведомился мужчина в костюме и при галс­туке. Встречаться с ним ранее мне недоводилось, но и без того ясно, откуда его принесло.

– Попробую.

Большую часть ночи я отвечала на вопросы. Сначала ребятишкамв костюмах, потом Вешняко­ву, потом парням из охранного агентства, где рабо­талЛялин, появившимся незамедлительно, но тер­пеливо дожидающимся своей очереди.

– Давай я тебя отвезу домой, – предложил Ар­тем. –Выглядишь ты довольно паршиво.