– Ну, ты чего, мы же дали честное слово.

– Поклянитесь здоровьем близких.

– Ладно, клянусь жизнью Азы и ее щенков, – сказала Надя.

– Животные не считаются, клянитесь здоровьем родителей.

– Ладно, клянусь здоровьем мамы. – Надя скрестила за спиной руки.

Девчонки последовали ее примеру: Оксана поклялась здоровьем мамы, а Лика – бабушки. Клятвы – ерунда, слова и ничего больше. Хотя все скрестили пальцы. На всякий случай. Выполнять обещание они не собирались.

На следующее утро Надя проснулась от маминых криков. Она выскользнула из-под одеяла, поежилась от утреннего холода, натянула на себя одежду и вышла на улицу. Снаружи было теплее, чем в доме. Мама стояла у калитки и плакала. На дочь посмотрела со страхом. Велела вернуться в дом, но опоздала. Надя уже видела. Аза вцепилась оскаленными клыками в приступку для чистки обуви у калитки. Лапы глубоко зарылись в землю. Из разорванного живота вывалились внутренности. Слепые щенки барахтались в траве, пытаясь уползти, но им мешали пуповины, все еще связывавшие их с трупом матери. Из крошечных пастей свисали лоскутки мяса и клочки шерсти.

Громко икнув, мама подошла к одному из щенков и наступила на него. Под ее ногой захрустело и чавкнуло.

Надя вернулась в дом, вытряхнула куклу и платья, сшитые из лоскутков, из коробки от папиных зимних ботинок. Вернулась на улицу. Мама, бледная и потерянная, стояла у росшего во дворе дуба, вцепившись в ствол, будто боялась упасть. Отца на даче не было, он уехал в город на работу.

Не проронив ни слезинки, Надя положила Азу и щенков в коробку и закрыла крышкой. С похоронами помогли девчонки.

Когда Ликину бабушку увезли на скорой с инсультом, а Оксанина мама упала в обморок за прополкой, мозаика сложилась. Они дали клятвы и нарушили – теперь Света им мстит.

Света с радостью согласилась пойти с ними в штаб и ничего не рассказывать бабушке. Они наконец-то перестали ее избегать. Надя запретила девчонкам показывать, что они всё поняли.

Штаб. Их тайное место.

Ветхий домик с заросшим сорняками участком, мертвыми яблонями и кислым терном они заприметили в прошлом году. Наблюдали за ним все лето, стараясь выяснить: приезжает туда кто-нибудь или нет. Никто не приезжал.

Коричневая краска облупилась с дачки, обнажив серое дерево. На крытой шифером крыше вольготно разросся мох. Через грязные окна виднелась пыльная мебель.

Надя не помнила, кому пришла в голову идея вскрыть замок и занять домик. Но к концу лета решение созрело, а стоило всем собраться в этом году, как план воплотился в жизнь. Они выжгли дерево вокруг замка, потом выломали его с помощью топора, «одолженного» Надей у отца.

Уровень конспирации был высочайший, как при чтении «СПИД-Инфо». Делу способствовало то, что домик скрывали заросли облепихи, а ближайший участок располагался в нескольких сотнях метров из-за оврага, как замковый ров ограждавшего дачку от вездесущих садоводов. Штакетник сползал по осыпающемуся краю, несколько гнилых досок лежало у мелкого ручейка, бежавшего по дну оврага. Рано или поздно и вся дачка провалится под землю.

Внутри пахло мышами и сухими помидорами. В доме было две комнаты. Прихожая, приспособленная под мастерскую, где на столярном столе стояли ящики с инструментами. Фанерная загородка отделяла от мастерской кухню. Во второй комнате располагалась спальня. Прямо под окном стоял вытертый диван, у противоположной стены – железная кровать с ватным матрасом. В углу громоздился шкаф. Среди побитых молью пальто и облупившихся курток из дерматина нашелся пиджак с орденами и медалями. Такие Надя видела на ветеранах Великой Отечественной войны, когда они приходили в школу Девятого мая. После недолгого спора девчонки решили: владелец умер от старости, а значит – домик их.

Света с радостью согласилась пойти с ними в штаб и ничего не рассказывать бабушке, ведь ее наконец-то перестали избегать.

Девчонки просто хотели, чтобы она сняла проклятия. По-хорошему Света не захотела. Даже когда они отхлестали ее крапивой, продолжала делать вид, что не понимает, о чем речь. Вечером, ничего не добившись, они веревкой привязали ее к железному остову кровати, замотали рот найденной в шкафу косынкой и ушли, плотно закрыв занавески и шторы. Дали время подумать, пообещав, что если она не вернет здоровье их близким, то они ее убьют.

Уже затемно в дверь постучали. Надя ела малину со сметаной и смотрела черно-белый трескучий телевизор. Поставив тарелку на продавленную софу, она вышла в комнату. Мама разговаривала с сухонькой старушкой в больших очках.

– А я как раз хотела тебя позвать. Это Инна Марковна, бабушка Светы. Света не вернулась домой. Ты знаешь, где она?

– Она осталась ночевать у Вики со Второй Дачной.

Мама наморщила лоб.

– Ну, ма-а-а-ам.

Надя вытаращила глаза.

– Ах да, Вика.

– Они рисовать собирались, уже темнело, мы по домам пошли, нам нельзя у чужих ночевать, но Света сказала, что вы не будете ругаться.

– Я ей покажу, не буду ругаться. Где эта Вторая Дачная?

– Да вы не волнуйтесь, она утром вернется.

Надя видела, что старушку убедить не удастся. Ох уж эти взрослые со своим беспокойством!

– Ищите третий дом от въезда в пятый проезд, там еще два лебедя из покрышек рядом с калиткой.

– Кого-то ждет трепка, – сказала Надя маме, когда старушка ушла.

– Доедай и спать.

Мамин голос дрожал, в глазах стояла тревога. Заподозрила что-то? Нет, вряд ли.

– Ма-а-а-а-м.

– Никаких «мам».

– Хорошо, я только в туалет схожу.

Надя думала, что мама скажет ей воспользоваться ведром, но та коротко кивнула.

На улице звенели комары, в окна бились мотыльки. Метнулась в ночь летучая мышь. Вдалеке прорычал мотоцикл. За занавесками скользил мамин силуэт. По резким быстрым движениям Надя поняла, что охота на комаров в самом разгаре.

Отойдя подальше, куда не доставал теплый свет из окон, Надя легла на тропинку, прильнув животом к мягкой мураве.

– Эй, – позвала тихо, но ее услышали.

Ночь обнимала готовившееся ко сну товарищество. Стрекотали сверчки, протяжно взвыл и смолк пароходный гудок. Уличное освещение было только на центральной дороге, проезды тонули в темноте.

Инна Марковна пожалела, что не вернулась в дом за фонариком, но от беспокойства о Свете мысли путались. Она уже потеряла дочь и не могла потерять еще и внучку. А все потому, что ее никто не слушает. Никто никогда не слушает. Она просила Машу и Илью переждать метель, но как же. Разве согласилась бы дочь провести лишнюю пару часов у матери? Теперь Света не вернулась домой до темноты. А она сто раз говорила внучке: чтобы вечером была дома. Но девочка была вся в мать, упрямая и непослушная.