ему огромное удовольствие, хотя ему было еще тяжелее, что он не мог разделить все это с Евой. ‘Иду навестить великолепную Мисс Халфпенни, - сказал он, поправляя галстук, прежде чем они отправились в магазин экипировки. - Жаль, что она вышвырнет меня через десять секунд после нашего прибытия. Вот чертовски красивая женщина.

- Папа, правда!- Воскликнула Шафран с притворным возмущением. ‘Ты не можешь так говорить о Мисс Халфпенни. Она не одна из твоих подружек. Я имею в виду, что она слишком стара для начала.’

Леон рассмеялся, открывая дверцу машины, чтобы Шафран села. - Моя дорогая девочка, по моим прикидкам, Мисс Халфпенни всего около тридцати. И если вы еще не заметили, я буду праздновать – или, возможно, оплакивать – свой сорок седьмой день рождения в этом году. Тридцатилетняя женщина может показаться вам древней, но для меня она всего лишь маленькая девочка.’

Пока они ехали в центр Йоханнесбурга, Шафран прокручивала в голове слова отца. Она никогда по-настоящему не задумывалась о внешности Мисс Халфпенни, и не в последнюю очередь потому, что манера одеваться управляющей должна была сделать ее скорее респектабельной, чем привлекательной. Но теперь, обдумав этот вопрос, Саффи решила, что понимает, что имел в виду ее отец. У мисс Халфпенни были прекрасные каштановые волосы, хотя она и собирала их в аккуратный пучок. И хотя черты ее лица нельзя было назвать красивыми - слишком длинный нос, слишком резко очерченные скулы, – они были изящными, симметричными и тонкими. У нее тоже были красивые карие глаза, и хотя ее работа не поощряла легкомыслия, Шафран достаточно часто видела улыбку Мисс Халфпенни, чтобы понять, как она освещает ее лицо.

Рассмотрев все эти вопросы абстрактно, Шафран захотелось снова увидеть предмет своих размышлений, чтобы более внимательно понаблюдать за ней во плоти. Но когда они с Леоном пришли в магазин, то обнаружили, что Мисс Халфпенни там больше не работает. - Ее мать заболела, и ей пришлось вернуться в Англию, чтобы ухаживать за ней, - сказала новая управляющая. ‘Но я была бы рад удовлетворить ваши требования. Идите сюда ...

‘Ну что ж, я вас оставлю, - сказал Леон, выглядя куда менее жизнерадостным, чем когда они подъехали к магазину. Едва ли Шафран была более веселой, когда она последовала за незнакомым лицом к вешалкам и ящикам с одеждой.

Начало нового учебного года нельзя было назвать благоприятным, но с тех пор дела пошли на лад, и вот теперь Шафран, всего через три недели после Рождества, приземляется в Найроби. Она сдавала экзамены на аттестат зрелости по английскому языку и литературе, математике, естественным наукам, истории, географии, искусству, французскому, латыни и (к огромному негодованию Шафран при одной мысли о том, что ее будут проверять по навыкам, которые ее отец так решительно отвергал) по домашним наукам. Она была вполне уверена, что сдала все экзамены, причем большинство из них с отличием или даже с зачетом. Стиснув зубы, она могла бы даже признаться, что ей очень нравятся уроки кулинарии и она даже гордится ананасовым тортом, который она приготовила на экзамене.

Но те дни остались сейчас позади нее. Ей было шестнадцать лет, она имела законное право бросить школу и, по ее мнению, была практически взрослой женщиной. Отец будет ждать ее на ровном газоне аэродрома. Киппи, который был уже слишком стар, чтобы ездить верхом, но за которым с любовью ухаживали конюхи, ждал ее в Лусиме. И там ее ждал сюрприз. На лице Шафран появилась счастливая улыбка.

Домой! она ликовала. Я почти дома!

Не могли бы вы дать мне вашу чашку кофе, Мисс Кортни?- спросил стюард "Империал Эйруэйз" уравновешенную юную леди шестнадцати лет, которую он обслуживал, почти крича, чтобы его услышали сквозь рев четырех роторных двигателей, приводивших в движение авиалайнер Армстронг Уитворт Аталанта. - Скоро мы приземлимся в Найроби.’

Шафран улыбнулась стюарду в его элегантной белой униформе. Фуражка с козырьком делала его похожим на морского офицера, который совершенно случайно оказался в роли юнги на этом рейсе "Империал Эйруэйз".

- Конечно, Саймонс, вот ты где, - отозвалась она, протягивая ему фарфоровую чашку с блюдцем. ‘Мне показалось, что сегодня он был особенно хорош.’

Саймонс улыбнулся. ‘Я приготовил для вас крепкий и приятный напиток, как вам нравится, Мисс. Почти дома, да?’

‘Да.- После трех лет авиаперелетов Шафран уже привыкла к тому, что разговор в воздухе должен быть громким. - Мой отец телеграфировал мне перед самым отъездом из Йобурга. Он сказал, что у него есть сюрприз для меня, когда я вернусь домой. Я немного волнуюсь, потому что он не сказал, Был ли это приятный сюрприз или неприятный. Надеюсь, это будет приятно.’

‘Я уверен, что так и будет. Держу пари, он купил вам что-то особенное на Рождество. По тому, как ваш отец говорит о вас, когда летит с нами, я знаю, что он всегда хотел для вас только хорошего. Он горд, как панч, хотя лучше не говорить ему об этом!’

‘Не буду, но все равно спасибо Вам большое, Саймонс. Это было очень мило.’

Стюард ласково улыбнулся и, пройдя между семью парами пассажирских кресел, направился к своему камбузу в хвосте самолета. Он и его коллеги, постоянно находившиеся в Африке в компании "Империал Эйруэйз", а также пилоты, штурманы, механики и наземный персонал компании, очень хорошо узнали Шафран за последние три года, когда она летала туда и обратно между Найроби и Редином, на северной окраине Йоханнесбурга.

Самолет "Империал Эйруэйз Аталанта" остановился на посадочной полосе аэродрома Найроби. Выйдя из самолета со штампом в паспорте, Шафран оглядела крошечный терминал, обслуживавший как вылетающих, так и прибывающих пассажиров, прежде чем заметила отца и бросилась к нему с ликующим криком: "Папа! Но когда она высвободилась из его объятий - в тот чудесный миг, которого так долго ждала, когда сможет насладиться ощущением абсолютной безопасности, исходящим от его объятий и мужского запаха, - она положила голову ему на грудь. – она увидела женщину, которая терпеливо ждала, когда отец и дочь закончат свое приветствие, явно ожидая поздороваться.

На ней был свободный льняной балахон, свисавший до колен. Он был белым, но украшен нежными, яркими вышитыми цветами вокруг выреза и по краям рукавов длиной в три четверти. Под ним она носила пижамные брюки, тоже белые, которые собирались на лодыжках. Ее туфли были простыми, открытыми сандалиями. Ее короткие