Что все это значит для будущего городов? Короткий ответ: они продолжат расти, особенно в развивающихся странах, где уровень урбанизации вообще ниже, чем в богатых. В течение XXI века мы будем наблюдать появление все более крупных мегаполисов с населением свыше 10 миллионов человек. Такие города будут появляться в Азии, Южной Америке, Африке южнее Сахары. К 2030 году почти 9% жителей Земли будут сосредоточены всего в 41 городе[352].

Возьмем для примера азиатский регион Большого залива. Это целый кластер мегаполисов, включающий Шэньчжэнь, Гонконг и Гуанчжоу. Совокупное население этих городов уже превысило 70 миллионов человек. Экономика региона будет все больше зависеть от развития технологий и новых секторов, а также преимуществ, возникающих в рамках крупной городской агломерации. Схожие процессы мы видим и в Африке: к 2100 году в Лагосе и окрестностях будут проживать более 88 миллионов человек, в Дар-эс-Саламе — не менее 70 миллионов, в Хартуме — почти 60 миллионов человек[353]. Даже мировая пандемия не в состоянии, кажется, остановить рост городов. По данным Economist, 17% жителей Парижа переехали в пригороды, когда в марте 2020 года в столице объявили локдаун[354]. И тем не менее города очень быстро восстановили свою численность. Исследователи Уортонской школы бизнеса выяснили, что снижение населения городов в начале пандемии было в целом краткосрочным. Да, из некоторых самых дорогих районов Манхэттена жители уехали надолго, но в целом горожане быстро вернулись в привычные места[355].

По мере развития увеличивается разрыв между населением крупных городов и остальными жителями страны с точки зрения численности и доходов. Как правило, большинство горожан имеют высшее образование и получают зарплату выше, чем в среднем по стране. К примеру, в Индии средний годовой доход горожан почти вдвое превышает аналогичный показатель для жителей сельской местности[356]. В 2018 году сравнительная оценка 24 европейских стран показала, что разрыв между уровнем доходов горожан и жителей провинции составляет 45%[357]. Вследствие этого могут возникать трения между городскими жителями, которые главным образом и создают экспоненциальные технологии и пользуются их благами, и остальным населением страны.

Подобные трения способны вылиться в конфликты между правительством страны и администрацией крупнейших городов: обе стороны будут пытаться оставить за собой последнее слово относительно подходов к управлению городами. Долгие годы Лондон оставался одним из пяти крупнейших рынков для компании Uber, однако она росла, не обращая особого внимания на транспортное законодательство города. За несоответствие установленным нормам компания лишилась лицензии на работу в британской столице. Однако, вместо того чтобы поддержать решение городских властей, Тереза Мэй, тогдашний премьер-министр Великобритании, начала критиковать власти Лондона, хотя не имела в этом случае права влиять на их решения и тем более отменять их[358]. Подобные конфликты лежат в основе отношений между богатыми, технологически развитыми, часто более либеральными городами и более консервативными, более бедными и технологически отсталыми национальными правительствами. Например, недавно в Financial Times вышел материал о наметившейся тенденции к конфликтам между руководством государств и крупнейших городов относительно миграционной политики: государства считают недопустимой избыточную миграцию, однако крупные города, страдающие от нехватки рабочих рук, смотрят на вопрос не так однозначно. Получается, что мигранты стремятся именно в крупные города, а не в остальные части страны. Советник неправительственного фонда International Rescuer Committee сформулировал так: «Государства рассуждают, а города действуют»[359].

Разумеется, было бы опрометчиво делать слишком категоричные выводы, опираясь на примеры подобных столкновений между городом и целой страной. Однако можно предположить, что в экспоненциальную эпоху такие конфликты будут возникать в обществе постоянно. Экспоненциальные технологии дают городам все больше автономии и возможность независимо обеспечивать себя электроэнергией, продовольствием, многими товарами. В экспоненциальной экономике предпочтение отдается сложным видам деятельности, требующим серьезных навыков, а реализуется такая деятельность лучше всего в городах, где население более разнородное. Индустриальная эпоха XIX–XX веков утвердила главенство национального государства. В экспоненциальную эпоху главную роль начинают играть города. В процессе принятия решений, касающихся повседневного управления городами, где проживает теперь больше половины человечества, неизбежны конфликты: стоит ли принимать такие решения на уровне государства или все же на уровне отдельного города?

Джон Перри Барлоу, автор текстов группы Grateful Dead, участвовал в работе организации Electronic Frontier Foundation и занимался правозащитной деятельностью. На Всемирном экономическом форуме 1996 года в Давосе он предложил участникам Декларацию независимости киберпространства:

Правительства индустриального мира, вы, бессильные гиганты из плоти и стали, я пришел к вам из Киберпространства, новой обители Разума. Во имя будущего я прошу вас, живущих в прошлом: оставьте нас. Вы незваные гости среди нас, и ваша власть не простирается туда, где собираемся мы.

У нас нет выборного правительства и, скорее всего, не будет, и я обращаюсь к вам именем лишь той власти, которой говорит сама свобода. Я объявляю глобальное социальное пространство, которое строим мы, по природе независимым от тирании, которую вы пытаетесь нам навязать. У вас нет морального права управлять нами, нет у вас и таких методов принуждения, которых мы имели бы основания бояться[360],[361].

Барлоу не единственный, кто считал, что интернет не связан национальными границами и превратился в один из важнейших символов глобализации. Всемирная паутина существует вне границ и, подобно дыхательной системе, несет миру кислород глобализации, не только поддерживая торговлю, но и стимулируя свободный обмен идеями. Интернет не может быть ограничен ни паспортной системой, ни таможенными правилами.

Во времена Барлоу интернет и правда казался полной противоположностью логике существования национальных государств. Он подрывал самую основу геополитического баланса — идею территориального суверенитета, опираясь на которую государство охраняет и защищает свои границы. За железным занавесом и в странах, где господствует религиозный абсолютизм, интернет на первых порах был единственным местом, где обсуждались проблемы, о которых невозможно было говорить в официальной государственной прессе. С исчезновением подконтрольных государству медиа, какими являлись телеканалы и радиостанции, несогласные получали возможность свободно выражать собственное мнение. Неудавшийся в августе 1991 года путч, который привел к распаду Советского Союза, — наглядный пример. Протестующие смогли сообщить по едва появившемуся тогда интернет-каналу о готовящемся государственном перевороте, хотя путчистам-неудачникам удалось закрыть CNN и другие СМИ[362]. В более широком смысле постоянный обмен информацией — от Эдинбурга до Эвиана, от Мумбая до Манхэттена — позволил построить в интернете уникальную международную культуру.

Нельзя при этом утверждать, что в интернете вовсе нет национальных сегментов. На первых порах правила и нормы работы в Сети определенно строились