Но как мне узнать, кому поставили такой памятник и на какомкладбище? А самое главное — зачем мне это нужно?

Я подумала еще немного и пришла к выводу, что памятник — мойединственный шанс продвинуться в расследовании. Вполне возможно, что мне ничегоэто не даст, тогда придется признать полную свою несостоятельность и идтисдаваться майору Синицыну. В конце концов, он не полный дундук, должен понять.Тем более что сам ищет человека в люльке. Карабаса, конечно, он тут же арестуети запрет в камеру, но тут уж я ничего не смогу сделать.

Итак, я ответила на второй вопрос — зачем мне нужноразыскать памятник. И тут же сам собой пришел ответ на первый вопрос — какимобразом я это сделаю. Я обращусь к Генке. Сам-то он в смысле искусства ровнымсчетом ничего из себя не представляет, но имеет кучу знакомых и ревниво следитза их успехами. Как ни мало я разбираюсь в искусстве, все же понятно, что птицас женским лицом — произведение очень талантливого человека. Таких в нашемгороде, верно, не так уж много, и Генка должен его знать.

Я поправила парик, подмигнула мужичку напротив и устремиласьк выходу.

— Вам кого? — испуганно спросила мама, возникнув вприхожей в длинной ночной рубашке.

И поскольку я замешкалась, потому что «молнию» на курткезаело, мама крикнула громче:

— Вы кто? Что вам тут надо?

— О господи, мама… — с досадой начала я, но тутраспахнулась дверь комнаты сестры, и она вывалилась в прихожую в халате наголое тело.

— Что, что случилось? Нас грабят?

— Уже ограбили, — ворчливым голосом ответилая, — муженька твоего украли. Что вы все выперлись среди ночи?

— Отпад! — восхищенно пропела Тинка. —Женька, да тебя прямо не узнать!

— Ой, — засмеялась мама, — и правда Женька!Надо же, как прическа и косметика меняют человека!

— Круто! — подтвердил появившийся к шапочномуразбору совершенно голый Генка, для вида прикрывавшийся полотенцем. —Встретил бы где на улице — точно бы не узнал!

— Вот именно! — ревнивым голосом подхватиласестра. — В таком виде только на улице клиентов ловить! Размалевалась, какшлюха! И парик этот вороний!

— А сейчас блондинки вообще не в моде! — тут жевстряла Тинка, чтобы досадить матери.

— Ладно, закончили обсуждение, — решительносказала я, — всем спать! Гена, выйди на минутку на кухню, поговорить надо.Да срам-то прикрой, а то ребенок все-таки смотрит!

— Подумаешь! — протянула Тинка. — Было бы начто смотреть…

Сестра, нахмурившись, приступила было ко мне, но Генка мигомутянул ее в комнату. Тинка стащила с меня парик и примеряла его перед зеркалом.

— Ты не слушай Сашку, — заговорщически сказаламама, собирая на стол поздний ужин, — тебе очень идут темные волосы.Парик, конечно, носить не надо, но покраситься и прическу попышнее сделать… Вонкак глаза блестят…

Глаза блестели оттого, что вот уже несколько дней я ничего иникого не боюсь и, несмотря на то, что семейка по-прежнему висит на шее, да ещеприбавились моральные обязательства перед Антоном, чувствую себя совершенносвободной.

Мама ушла, через пять минут послушно явился Генка — в брюкахи рубашке. Он теперь ходил по струнке, так как боялся, что я выдам сестрице егомахинации с квартирой.

— Ну ты и жлоб! — накинулась я на него. —Такие деньги дерешь за форменный сарай! Телевизора приличного и то нету!

— Тебе что, там телевизор смотреть нужно? —прищурился он. — Есть более интересные занятия, когда с мужиком один наодин остаешься.

С этими словами он придвинулся ко мне ближе.

— Осади назад, Казанова недоделанный! — отпрянулая. — У меня к тебе деловой вопрос.

— Деловая стала… — вздохнул он и неохотноотодвинулся.

— Слушай, ну что ты за козел! — не выдержалая. — Ведь жена под дверью стоит. У тебя совесть есть?

— При чем тут совесть, если у меня темперамент? —возмутился Геннадий.

— А по-моему, у тебя все от безделья, — прямовысказалась я, — повкалывай по двенадцать часов — так весь темпераментпропадет! Ладно, смотри сюда, не дуйся… — Я показала ему обложкужурнала. — Знаешь, кто автор?

— Ну, знаю… — засопел Генка, — а тебе зачем?

— Вот когда я спрашиваю, то нужно отвечать прямо иправдиво, не тратя лишних слов, — заговорила я. — А вопросы задаватьбудешь жене на предмет пересоленных щей или пригоревшей каши.

Из-за двери послышался шорох, Саша и правда подслушивала.

— Это Ленька Сидоровский сделал, — неохотносообщил Генка, — повезло мужику! — Он вздохнул. — Представляешь,ваял-ваял, ни денег, ни славы, мастерской даже своей не было, а потом вдругсделал одному типу памятник на могилу матери, она актриса какая-то былазнаменитая, только никто уже ее не помнил. Ну и заказчику здорово понравилось.И пошла ему пруха. Богатые люди, знаешь, очень часто умирают. А не сами, так ихродственники. Сейчас в Париже Ленька заказ какой-то хапнул, сюда и глаз некажет…

— А этот-то памятник кому? — перебила я.

— Черт его знает… — неуверенно пробормоталГенка, — помню я эту вещь, на выставке видел… Выставка у Леньки была вМанеже в прошлом году…

Он сорвался с места и побежал к себе. За дверью стояласестра и смотрела на меня волком.

— Ты что это к нему пристаешь? — набросилась онана меня с ходу.

— А ты на работу не устроилась? — отбиласья. — Поторопись, сестренка, пока у меня терпение не лопнуло…

Генка отодвинул ее плечом и положил передо мной каталогвыставки Леонида Сидоровского.

— Ого, сколько успел наваять! — удивиласья. — Работящий мужчина!

Были там фотографии памятников, барельефы на стенках зданийи даже макет фонтана. Птицу я узнала сразу.

«Макет памятника В. А. Самоцветову, установленного наСерафимовском кладбище», — прочла я подпись под фотографией.

— Довольна? — Генка зевнул.

— Вполне, спасибо, зятек! — Я чмокнула его в щеку.

Сестра пнула ногой дверь в бессильной злобе.

Рано утром я закрылась на кухне и позвонила в Генкинуквартиру. Свой мобильный Карабас отключил, испугавшись, что по нему еговычислит милиция.

— Ты почему вчера не позвонила? — буркнул он втрубку. — Я волновался, ночь не спал…

Однако голос был сонный. Я представила, как он валяется наГенкиной двуспальной кровати, и отчего-то разозлилась. Но взяла себя в руки ишепотом поведала ему про мои вчерашние приключения, опустив эпизод с рыжейдевицей, а также всю историю с рисунком женщины-птицы. Это была моя идея —попробовать выяснить, каким образом Иванов, а значит, и Капитан связаны спамятником В. А. Самоцветову. То есть фамилию эту они называли… Впрочем, АнтонСтепанович не заметил пробелов в моем рассказе. Он заинтересовался Капитаномтолько потому, что тот упомянул в разговоре Меликханова.