я, вспоминая, что отравление развивается достаточно быстро.

– Да вот только послал мальчонку до старого храма, а уж вода не успела в котле остыть, как вы пришли. Удивился даже. Мудрейший Иссат-аба еще не пришел, а ведь до него гораздо ближе!

Каи скептически усмехнулась и внимательно смерила мужчину своим холодным и проницательным взглядом.

– Великая Мать видит больше, чем дано людям! – заключила она и снова направилась к койке, где уже еле живой лежал наш свидетель.

Лежанка была совсем небольшой, рядом с ней даже некуда было положить вещи. Рядом на полу тоже ничего не было.

На соседнем лежаке зашевелился другой больной, и старая жрица тут же оказалась рядом, светя ему в глаза масляной лампой.

Худощавый мужчина лет тридцати немного отстранился от внезапно возникшей рядом жрицы и тяжело закашлялся.

– Скажи мне, сынок, ты видел, как утром сюда приходил Демет-ина? Он же и твой старший тоже? – голос старухи был тих и настойчив.

Несчастный больной, боязливо поискал глазами подмогу, но заметив, что Саурат никак не вмешивается, ответил.

– Да, госпожа, конечно видел. Демет-ина лучший командир и всегда заботится о нас! – выдавил он.

– А давал ли он кому из вас что-нибудь?

– Нет, госпожа, только расспросил, как дела, да рассказал слухи! – но глаза худого воина немного забегали.

– Никогда не пытайся обмануть жриц Великой Матери, сынок, – слова, как ядовитые змеи, вытекли из уст старой женщины. Тон ее был мягок, но от этого сделалось лишь страшнее.

Воин отпрянул и вскинул руки, словно закрываясь. В глазах его металось беспокойство, но он молчал.

Каи обернулась и велела Саурату выйти. А потом сместилась так, чтобы больному мужчине была хорошо видна койка с все еще сотрясаемым последними конвульсиями телом товарища. Из худощавой груди снова вырвался сиплый кашель.

– Не губите, мудрые! – взмолился он. – Мы же только по чуть-чуть!

Старуха непонимающе поглядела на него.

– Ну это, у командира с собой было немного. Так сказать, здоровье поправить! – воин выглядел как нашкодивший школьник.

Видимо, во всех мирах и во все времена военные любят заложить за воротник. Хотя тут и выпить-то нечего – слабенькое вино и пиво.

Старуха только махнула рукой. Если пили все, то яд был не там.

– А потом что было? – продолжала она.

– А потом была каша, и почтенный Саурат принес обычные отвары. Ну. А потом я заснул, – закончил свой рассказ тощий воин.

Старая лекарка, словно мстя мужику за попытку соврать, тщательно осмотрела его. А потом, поднявшись, поманила меня за собой.

В полном молчании мы вышли под навес дома и нос к носу столкнулись с невысоким полненьким человеком, одетым в мятую, небрежно уложенную хламиду.

Каи почтительно склонила голову, я последовала ее примеру, пряча глаза.

– Уже поздно, почтенный Иссат, Великая Мать отпустила свое дитя, – голос старухи шелестел, словно ветер.

– Открыта ли тебе причина недуга, мудрая? – с интересом спросил старший военный лекарь.

– Ни мое, ни твое искусство не смогли бы спасти его, почтенный Иссат, – уклонилась от ответа жрица, метнув нехороший взгляд на стоявшего неподалеку Саурата. – Но склони над ним свою голову, и милость Иинат будет открыта тебе.

– Благодарю, мудрая, – снова поклонился полненький врач. – Могу ли я покинуть тебя?

– Наши заботы не любят ждать, – согласно кивнула головой жрица и неспешно двинулась прочь от лазарета, увлекая меня за собой.

Только когда мы достаточно удалились, Каи подала голос.

– Мальчика отравили, – бросила она, сворачивая в тень огромного кипариса, росшего у глухой стены большого дворца. Здесь лишних ушей быть не могло.

– Берегись, дитя мое, как можно скорее покинь это место.

Я хотела было ответить, но она жестом приказала мне молчать.

– Я знаю, что еще не время, но оставаться здесь опасно. Паук уже сплел паутину. Стоило нам только подумать о бедном страже, как его тут же убили, – старуха была явно озадачена.

Вдруг меня осенила страшная догадка.

– Мудрая, я могу ошибаться, но о намерениях моих пойти сегодня сюда знало лишь два человека. Один из них владыка Маарш-а-Н'мах.

Жрица выжидающе глядела на меня.

– Вторым был Сельмиш-ина, он вошел тихо и мог услышать конец нашего с отцом разговора. Мне показалось, что он не одобряет идей моего родителя сделать меня своей наследницей.

- Ох, царевна, враги наши могучи… За Сельмишем почти все наши воины, что он скажет – то и сделают. Разве что владыка им указ. Если это был он, то мы не найдем человека, который посмеет сказать против хоть слово.

– Погоди, Каи, – перебила я нить рассуждений женщины, уж больно беспокоила меня другая мысль. – Скажи, знаешь ли ты, как этот полководец может быть связан с царицей?

Глаза старой женщины озорно блеснули.

– Дитя мое, во все времена мужчину и женщину связывает только одно, так уж решили Иинат и Аннан. И как бы это ни было спрятано, а суть одна.

Все сходилось! Желание Нинмах сделать наследником своего малолетнего сына, странная нелюбовь отца к этому малышу и вчерашний генерал – единственный свидетель моих намерений посетить больного.

Я сама никогда не видела маленького братца, но, возможно, у него были черты, которые вызывали у владыки подозрения. А может, он рассчитал, что в те дни не посещал жену. Как бы то ни было, а подробностей не узнать.

По всему выходило, что у Нинмах есть любовник. Он, разумеется, моложе отца, но очень могущественен. Генерал вполне подходил.

Роль же того, кто добывал яды, отводилась мной старикашке Айш-Ибету, что чуть не угробил царевну какой-то отравой. Я была уверена, что он может спокойно говорить и с купцами, и со жрецами. Добыть все необходимое для него не составит труда.

– Послушай, мудрая, – озвучила я свои подозрения. – Личный лекарь царицы тебе знаком?

Морщинистое лицо женщины скривилось, как будто я заставила ее откусить зеленый лимон.

– Этот старик очень непрост, – ответила она. – Я думаю, что он связан с одним из культов, что восхваляют тварей с той стороны! Почтенная Нинмах привезла его с собой, когда стала женой владыки. С тех пор он живет при ней, все такой же странный и молчаливый. Поговаривают, что знающий, но в храмы Всеблагой и Аннана не ходит.

Паззл стремительно собирался кусок к куску, но доказательств у нас по-прежнему не было. Обвинять же