Такое наивноепростодушие старца было порой для неискушенных людей просто пугающим. ИДионисий решил, усаживаясь в машину, что к старцу Кукше им не так уж иобязательно ехать. А поедут-ка они лучше... к старцу Ерму. А что? Ведь к немуподчас так и ездили — некоторые чуть ли не за святого, чуть не за преподобногоего почитали. Было ведь такое... Гениальный иконописец. Монастырь возродил. ИДионисий под прикрытием этих иностранных аристократов со старинным выговором иизысканными манерами проберется к учителю. Найдет подходящий момент, упадет емув ножки, покается, изольет душу. Словом, план этот возник у него моментально,на ходу, и он его не продумывал, а так — просмотрел в мгновенье ока. И птицывдруг запели: «Ерм, Ерм!» Душа возликовала, пришла в движение, наполниласьсладкими волнами. Кровь прилила к щекам. Голова закружилась от восторга. Все!Погнали по лесной дороге — прямо туда, к учителю!

Игумен принял Татищевыхблагодушно, порасспросил, откуда они, какими судьбами, как жизнь в Португалии,как там наша Церковь. На Дионисия посмотрел лишь краем глаза и, как показалосьтому, улыбнулся украдкой. Сидели долго, беседовали, так хорошо, так мирно.Угодил Дионисий гостями своему учителю. Сидел, улыбался, смотрел радостно, пристально,не мигая, как тот давний сокол. Попивал блаженную водицу из рук игумена Ерма.Объятия Отча отверзти ми потщися! В конце концов игумен спросил, надолго ли онипожаловали. До самого вечера. В полночь московский поезд. Он кивнул. Пригласилих на трапезу: пища у нас скромная, а приправы изысканные. Действительно, настоле стояли десятки приправ. Всякие там карри, кетчупы, майонезы, всякие тамтолченые кориандры, сушеные петрушки, чесноки, имбири, перцы. За столомприслуживали монахи Сильвестр и Климент, Дионисий узнал в них бывших Валерика иСлаву. Догадался — Сильвестр и Климент — так звали двух почитаемых вПравославии Римских пап... Те делали вид, что они не замечают Дионисия.Смотрели на него, словно он был тут вроде как мебель, утварь — привычный стол,стул, самовар. Наконец трапеза кончилась, наместник повел гостей смотретьотреставрированный храм, новый иконостас. По дороге Дионисий приблизился к немуи шепнул:

— Отец Ерм, проститеменя! — Горло у него перехватило, хотел даже сказать: «Падаю вам в ноги!Возьмите меня к себе!»

Игумен прервал еговластным жестом:

— Поговорим об этомпотом! — Но лицо его просветлело. И Дионисий отошел. А супруги Татищевы тольковздыхали, разводили руками и непрестанно восхищались:

— Какие божественныеиконы! Это лучше самого архимандрита Зинона! Да что там — даже преподобногоАндрея Рублева!

— А не хотите ли попастьна наше монашеское богослужение? — спросил игумен Татищевых. Скромно спросил,да Дионисий видел, как приятны ему их слова...

— Об этом можно толькомечтать!

Он отвел их в келью —отдыхать до службы.

— Какой божественныйчеловек! — только и восклицали они.

Вскоре за ними пришелКлимент:

— Отец наместникприглашает вас на богослужение. Всех, кроме тебя. Ты подожди здесь, — сказал онДионисию.

И тот смирился. Необиделся даже — что ж, он и тут посидеть может, а может и погулять помонастырю. А отец Ерм увидит его кротость и вновь приблизит к себе. Поэтому оносновательно расположился в келье, взял с полки книгу преподобного ИсаакаСирина и открыл наугад. Игумен Ерм любит, когда его ученики занимаются духовнымпросвещением.

Там было написано: «Виных, охраняющих себя, и недостатки бывают хранителями правды». «Это точнопро отца Ерма, — подумал он. — Даже горячность, такая порой огорчительная длятех, кто находится рядом, стережет его горящий светильник».

Стал читать дальше: «Дарованиебез искушений — погибель для приемлющих оное». «Конечно, — согласилсяДионисий. — Без искушений сразу гордыня замучает!»

Опять углубился вчтение: «Если делаешь доброе пред Богом, и даст тебе дарование, умоли Егодать тебе познание, сколько подобает для тебя смириться, или приставить к тебестража над дарованием, или взять у тебя оное, чтобы оно не стало причиноюпогибели. Ибо не для всех безвредно хранить богатство». «Нет, это слишкомуж высоко, — подумал Дионисий, — даже отец Ерм вряд ли когда стал бы просить уГоспода лишить его иконописного таланта, а уж тем паче приставить к немукакого-то там стража. Вот у меня есть этот страж — напишу икону и сам себеговорю: неживое все у тебя получается, Дионисий, изысканничаешь ты слишком,интеллигентничаешь. Словно пытаешься доказать кому-то, что святые — приличныелюди. Такие же, как мы все, только лучше. А они — другие. Господь их избрал иосвятил — и с ними лошади разговаривают. Львы их кормят. Вороны их питают.Солнце их слушается. Вода под ними не проваливается. Бесы им повинуются. А стобой лошадь на хоздворе не заговорила, и ты уже зашатался в вере!»

Так говорил себеДионисий, сидя в келье у отца Ерма с книгой преподобного Исаака Сирина. Такготовил себя к решающей встрече с учителем. А потом все-таки вздохнул из глубинсердца: «Впрочем, Господи, пусть будет не как я хочу, а как Ты. Да будет воляТвоя!» Набрался терпения. Стал ждать: «Что бы ни было, я все снесу!»

Татищевы же поспешили замонахом, он ввел их в маленький нижний притвор храма, еще толком неотремонтированный. Там был полумрак, горели лишь несколько свечей, алтарь былвесьма условным — он располагался на несколько ступеней выше, и там, на возвышении— престол. Возле него стоял игумен в сопровождении двух людей в балахонах.Двери в храм меж тем закрылись, и началось какое-то не совсем понятноеТатищевым богослужение: вечерня — не вечерня, утреня — не утреня... И лишькогда священники стали переносить сосуды с престола на жертвенник, Татищевывдруг поняли, что это Божественная литургия. Но как это может быть — литургиявечером? После обеда? Что происходит? Они пригляделись к двум священникам вбалахонах, и вдруг до них дошло, что они попали на католическую мессу! Но —месса — в православном монастыре? Месса, на которой присутствовал и их дорогойигумен Ерм! Они замерли, потрясенные и испуганные.

Наконец Евхаристическийканон завершился, и они видели, как причащаются все три священника. Вынесличашу со Святыми Дарами, к ней приступили и монахи, после чего Сильвестр подошелк ним и вежливо предложил им тоже приобщиться. Они отказались.

Мадам Татищева громкоплакала, пока Дионисий вез их на вокзал:

— Они все причащаютсяздесь с католиками, — всхлипывала она. — Вы понимаете? С католиками!

Муж ее утешал. Онаспрашивала, может быть, они что-то не поняли, может быть, это вообще сон. Он совсем соглашался — да, не совсем поняли, да, это всего лишь сон...

Боже мой, оказалось, чтоименно их-то Дионисию ни в коем случае нельзя было туда привозить, если он такуж хотел помириться с учителем. Оказалось, что приехали они в Россию соспециальной миссией — их португальский приход дал им задание выяснить, как внашей Церкви обстоят дела с экуменизмом вообще и с католиками в частности.Потому что именно эти два пункта очень португальцев волновали и настораживали.Но если все обстоит хорошо, то есть экуменизмом и не пахнет, а католики далеко,приход поручает им вести переговоры с Патриархом о присоединении их общины кМосковской Патриархии. Потому-то московский архиерей и послал их в Троицкиймонастырь, потому и умолял Иустина принять их получше... А Дионисий ухитрилсяповезти их именно туда, где православные монахи служат мессу!