– Кажется, обошлось… Вовремя-то как! – пробормотал молодой оперативник на пороге комнаты, держа руку на электрошокере. – Екатерина Андреевна, Яну Петровну я домой доставил и здесь подежурю на всякий случай. Вам велено проехать в гинекологическую клинику. – Он замялся, – то есть в преступное логово перевертышей. Машина на улице. Вас Аркадий отвезет. – Парнишка побледнел, с опаской поглядывая на Антипову.

А та не сводила своих пуговичных глазок с детского сарафанчика, перекочевавшего в Катины руки. Сестренка о чем-то задумалась, внимательно разглядывая детские фотографии Яны.

– Неужели на это никто не обратил внимания? Неужели?! Раиса Юрьевна, Вы вот набожная такая, ведьмой меня обозвали, а вам не пора ли покаяться?

К реакции Антиповой не была готова даже Яна. Грубое лицо ее матери посерело, покрылось матовым отблеском пота. Глаза еще больше впали, в них словно жизнь умерла. Из груди вылетел сдавленный стон. Монолит грозной фигуры стек на пол прямо на стеклянные осколки, один из них пронзил ее ногу. Пошла кровь. Яна заметалась в поисках аптечки.

– Не жалей меня, Януся, – всхлипывала Антипова. – Две матери у тебя, и детство твое я, я украла… – Слезы, невнятное бульканье, гулкий звон от удара кулака в собственную грудь. От звука богатырского удара молодой полицейский опасливо дернулся. Бывшая школьная уборщица рыдала, пытаясь сквозь всхлипы рассказать что-то о своей жизни и «службе в школе», и о том, как потеряла дочь собственную. Мы все напряглись, чувствуя, что сейчас происходит нечто очень важное.

– Не знаю, что уж мой Петруша во мне увидел. Женился. – Ручищи Раисы Юрьевны растирали слезы по лицу. – В семье у нас только я такое чудо-юдо родилось. Он у матери моей выяснил. – И встрепенулась, словно оправдываясь: – Ему сила и выносливость моя по нраву пришлись. Не лентяйка и упорная, на нескольких работах и по хозяйству успевала. Комнату нам в общежитии школьная директорша выхлопотала. Я деньги зарабатывала, мы экономили. Муженек все на машину копил. Мечта – семью на юг, на море вывозить! Дочка Яночка у нас родилась. Свет мой ненаглядный! – Опять слезы и причитания. – Так ладно все было. – Юрьевна горько всхлипнула. – Только недолго! А где вы видели, что мечты сбываются?! – проскулила она жалобно. – Только у тех, кого ангелы оберегают и крылами своими поддерживают. От меня они при рождении отвернулись! Деньги копились долго. Ему ж щас подавай! Пить начал, а это деньгам-то, как весенний дождь сугробу зимнему. Злой стал. Неласковый. Любовь, если она была, в форточку выдуло. На упреки стал грубым. На меня руку поднять боялся, изгалялся только, бранился по-черному. И то ли от водки паленой, то ли… На Яночку, из-за чего уж не знаю, окрысился. При мне толкнул. Ударилась моя бедненькая! Бровь и часть щеки рассадила… В три годика от своего же отца пострадала! У меня чуть душа не вылетела – доча в крови! Муженька след простыл, в чем был сбег. Знал, что прибью. А мы опять ладно зажили, без него. А-а-а после, в день рождения… доченьки… он пришел, с подарком вроде и… оставила я его в доме. Дочу свою не уберегла… Раз… – через рыдания пыталась рассказывать Антипова. – Я на работу, а он, злодей, с ней на Седмицу пошел! Потеряла свою… чужую… нашла… в тот же… день… – интервалы между словами стали растягиваться, и мы увидели, что Раиса Юрьевна теряет сознание.

Конечно, все были в замешательстве, особенно Яна. Но что значит врач и твердый характер! Оказала первую медицинскую помощь, договорилась по сотовому о госпитализации с главврачом больницы. В «Скорой» поехала с ней – с мамой или нет, нежно держа и гладя ее огромную ручищу. Молоденький инспектор отправился с нами, то есть с Катей и приложением из призраков. В машине он спросил:

– Екатерина Андреевна, что это было?

– Думаю, – Катя достала несколько фотографий, – на этих снимках два разных ребенка. Смотрите на шрам. У маленькой Яны, вот две фотографии, шрам меньше. Тоже по левой стороне, но была глубоко рассечена только бровь, и узкий зигзаг шрама доходил лишь до половины щеки. На более поздних снимках, смотрите везде, бровь почти не задета, но более глубокая прямая борозда легла по всей щеке и дошла до подбородка. Это раз. Второе – дети похожи, но они разные! Хотя Антипова пыталась это скрыть одеждой и более длинной прической. Помню говорили, что после гибели мужа, дочку она от себя ни на шаг не отпускала. Не разрешала ни с кем дружить. Понятно, почему эту рухлядь на отшибе купила да еще со стремной репутацией. Чтобы быть подальше от коттеджного посёлка и от настоящих Галочкиных родителей. Обучала ее дома, не в школе. Когда выходила «на службу», с девочкой сидела мать Антиповой. Люди думали, от горя Юрьевна двинулась, что дочку с глаз боится потерять, а дело оказалось гораздо серьезнее. Я хочу сказать, что Яна Петровна – Галина Александровна, и что Антипова похитила ее в трехлетнем возрасте. Ее собственная четырехлетняя дочка, видимо, пропала на Седмице, куда нерадивый папаша привел ребенка поживится сокровищами речных ведьм. Может, решил, что невинную малышку не тронут. Этот детский сарафан из сундука Антиповой точно Галочкин. В нем бедняжка была, когда пропала. Я помню, своими глазами видела. Она в нем мне ночами снилась. Один и тот же кошмар, будто бежит за Ластиком и проваливается в какую-то грязную яму. Тянется наверх, а над ней нависает что-то огромное, страшное, то ли человек, то ли зверь. Неужто так и было? Ее Юрьевна нашла, вместо своей пропавшей в дочери прихватизировала? Подробности скоро прояснятся, раз Антипова уже призналась. А Ластика она, похоже, специально спрятала, заперла, бросила умирать, чтоб бедный щенок никогда не нашелся. Ластик лежал у меня на коленях. Смотрел на нас большими печальными глазами. Понимал ли он, что мы говорили о нем? Я гладила его по голове, думая, почему так жестока и несправедлива бывает судьба!

В клинике нас встретил Вячеслав Глебович. Он отвел Катю в сторону. Они говорили вполголоса. Я подошла ближе, а Ластик умчался обследовать территорию.

– Не успели, Кать. Чуть-чуть! Как просочились через засаду, непонятно. Вот так действительно в ведьмарство и поверишь! А ведь профессионально брали. В начале две оперативницы из московского спецотряда зашли. Маринка узнать их никак не могла. Работали чисто – клиентка с подругой. В регистратуре получили талон на обследование.

Маринка, как медсестра, должна была брать анализы. Наша спец зашла, а в кабинете никого нет. Культурно позвали. За Маричёртиком сходили проведать – облом, уже и след простыл! В отведенной им с Олегом жилой комнате дымился горячий кофе. В ковшике с водой грелась детская бутылочка. Вещи побросали. Можно сказать, по-прямому десантировались в полном зашоре. Мне очень жаль, Кать, ребенка не нашли, они его с собой взяли.

У меня душа онемела от таких слов. Вот и комната, где стоит детская кроватка. Примятые пеленки. Я гладила их рукой, здесь спал мой сына. Его погремушка, он держал ее ручкой. Горькая тоска овладела мной. Я вспомнила слова Антиповой. Меня сейчас тоже разрывало от страха за него!

– Оглядись, может, что полезное заметишь, – подмигнув, Крынкин сказал Кате.

– Да… – Сестренка осеклась, она обращалась ко мне: – Знакомый пеньюарчик, итальянский, – показала рукой на кровать.