Ненагулявшаяся собака с недовольным ворчанием потащила хозяина домой, в глубину дворов и гаражей. Животные прекрасно понимали, куда не стоит соваться, это только людей вечно тянуло навстречу неизвестности.

— Нам пора, — объявил Ракун за мгновение до того, как край солнечного диска показался из-за горизонта.

— Я сама буду управлять! — объявила Нина. — Потренируюсь немножко.

И снова Ракун не стал спорить и напоминать, что последний раз, когда она пыталась управлять лодкой, они проскочили на два мира мимо цели и остановились только потому, что сели на мель.

Пусть пробует. Пусть убедится, что не сможет выполнить даже первый пункт своего идеального плана. А если и это не поможет… Что ж, тогда он придумает другой способ отговорить её от этого безумия.

И будет пробовать снова и снова.

У него ещё целая неделя на это бесперспективное занятие.

Накануне коронации Долану не спалось. Настолько не спалось, что в два часа ночи он обнаружил себя на работе, изучающим поминутный план церемонии и схему расположения охраны.

Схема была толковая, придраться не к чему. А придраться хотелось. Найти какую-нибудь мелкую нестыковку, ткнуть в неё пальцем, радостно воскликнуть «Ага!» — и немедленно доложить начальству. Чтоб ошибку исправили, напортачившего — нашли, а уровень безопасности повысили.

Потому что безопасность принцессы с недавних пор Долан считал одной из своих персональных задач. Сложно не считать, когда тебя об этом умоляет зарёванная девчонка, которая очень не хочет умирать.

Яна тоже умирать не хотела. Настоящая Яна.

Или, может, она была ещё слишком маленькой, чтоб о таком думать?

О чём он сам в десять лет думал? Наверное, о том, как пробраться на ближайшую стройку, и не нарваться на сторожа, или как не завалить контрольную, или как научиться лазать по деревьям не хуже Тео, или как уговорить мать завести щенка.

И, конечно, о том, как не попасться отцу под горячую руку.

У него хорошо получалось не попадаться. Или, если не вышло удрать, то вести себя максимально спокойно. Со всем соглашаться, выполнять требования, говорить только когда спрашивают, не проявлять эмоций.

Если вдуматься — на службе всё это потом пригодилось.

Стоило бы, пожалуй, сказать отцу спасибо за науку.

Стоило бы убить его за всё остальное.

Стоило бы. Только это уже ничего не изменит.

Долан потряс головой, отгоняя непрошенные мысли.

Откуда они опять вылезли? И сейчас даже на наркотическую дурь не спишешь, разве что на свою собственную.

Внутри нарастало напряжение, за последнее время его скопилось слишком много, а сбросить возможности не было. Хотелось немедленно выскочить из кабинета и начать действовать. Бежать, решать, стрелять. Что угодно делать, лишь бы эта пружина, притаившаяся за диафрагмой, хоть ненадолго расслабилась. Потому что если она сожмётся до предела…

В отличие от отца, Долан свой предел знал.

Иногда он представлял его как отметку на шкале барометра: ясно — пасмурно — дождь — шторм — срыв.

Моменты срывов он почти не помнил. Просто накрывала вдруг сплошная белая пелена без звуков и ощущений, а спустя несколько минут Долан обнаруживал себя со сбитыми кулаками, разломанным стулом или выдранной из забора доской.

Это было нехорошо, совсем нехорошо.

Слишком легко представлялось, что однажды на месте стула или доски окажется живой человек. И ладно ещё, если преступник. А если нет?

Долан поискал глазами что-нибудь, способное отвлечь. Взгляд упал на кружку с остатками кофе. Кружка была дурацкая, совсем не подходящая бывшему милиту, нынешнему сотруднику разведки, да и вообще любому взрослому человеку — с лохматым котёнком, гоняющимся за бабочками. Дурацкая, но милая. Алина подарила.

Стрелка барометра слегка дёрнулась в направлении «ясно», но сразу же вернулась обратно, в тёмную зону.

Алина.

Он наводил справки: последнюю неделю девушка в управлении не появлялась, да и с территории школы почти не выходила. Даже занятия не прогуливала. Взялась за ум или так выражает свою обиду?

Ладно, неважно. Когда всё закончится, он попросит прощения. За всё, даже за то, в чём не виноват. А сейчас пусть лучше сидит тихо, всем спокойнее будет.

Но легче от этой мысли не стало. Сжатая пружина по-прежнему требовала действий, пусть даже самых бесполезных, поэтому Долан влил в себя остатки старого кофе и пошёл за свежим.

Из-за двери начальства привычно пробивался свет, там тоже не спали.

Долан не собирался подслушивать, но чтоб добраться до кипятка, надо было пройти мимо кабинета, а голоса звучали довольно громко.

— Я ничего в этом не понимаю! Мне как-то не доводилось покушения организовывать, — взволнованно говорила Ирма.

— Тебе и не надо понимать. — А это уже Силь. — Просто представь: если бы ты была спятившей старухой, задумавшей убийство, что бы ты сделала?

— Наняла бы человека, который в этом разбирается. Денег и связей у неё хватает. Только я не уверена, что это она.

— Я тоже, но других версий, насколько я знаю, так и нет. Да, капитан?

— А? — Долан не сразу сообразил, что обращаются к нему.

— Версий же не появилось? — Силь распахнул дверь и поманил подчинённого внутрь. — Заходи, хватит на пороге топтаться.

— Да я… вот… Мимо шёл. — Долан многозначительно потряс кружкой.

— Ирма, плесни ему что-нибудь, — велел шеф и сам подтащил с другого конца приёмной свободный стул. — Садись, думать будем.

Секретарь с готовностью выставила на стол неопознанную бутылку с чем-то красным и чистый стакан.

— Только не алкогольное! Мне завтра работать! — опомнился Долан.

— Ты в отпуске. А это сок. Докладывай.

Доклад получился короткий. По сути хватило бы одной-единственной фразы: «Подозрения есть, улик нет».

— В доме, на который вы указали, всё до омерзения пристойно и владельцы в отъезде. В соседнем явно что-то скрывают, но что именно — непонятно: от любовника хозяйки до склада нелегальных арфактумов. Но не врываться же к ним с официальным обыском.

— Никаких обысков! — отрезал Силь.

— Ну вот. В третьем меня попросили кран починить и слив прочистить. Полдня провозился. В четвёртом обедать усадили и не выпускали, пока всё не съел. Думал — лопну.

— Хоть разбавил свой кофе нормальной едой.

— Если бы нормальной! У нас в столовой готовят приличнее. В общем, я всех поспрашивал аккуратно, кто что в дни взрывов делал и пойдут ли они на коронацию смотреть, но ничего путного так и не добился. Никто соседей ни в чём не подозревает и политикой не интересуется.