– Ладно, – недовольно согласиласьНюся, – только ничего у нас не выйдет.

– Почему?

– Где же мы могилку возьмем? Или хочешьей про Ефима Ивановича рассказать?

– Лучше бы тебе забыть это имя! –воскликнул Борис. – Навсегда, а то, не ровен час, рот заткнут землей. ЕфимИванович шутить не станет. Ты представь только, что он с нами сделает, если протриста тысяч баксов узнает!

– Страшно мне, страшно, – забубнилаНюся. – Я почти год спать не могла, на каждый звонок дергалась, думала,милиция идет, только-только успокоилась, и снова здорово! Господи, боюсь жутко!

– Не глупи, – буркнул Борис, –у тебя появилась возможность получить семьсот пятьдесят тысяч!

– Ты обещал миллион!!!

– Извини, я оговорился, конечно, тыполучишь «лимон».

– И как ты собираешься выкрутиться?

– Да просто, – вздохнулпарень, – отвезешь бабу-детектива в область, надо только пораскинутьмозгами куда, и покажешь, предположим, березу. Сообщишь, что там между корнямиНастена и зарыта. Пусть Сильвия памятник ставит.

– Сбрендил, да?

– Почему?

– Так она первым делом велит теловыкопать, а где оно?

– Ну… разложилось, год уже прошел.

– Совсем офигел! Кости должны остаться.

– Ага, действительно.

Воцарилось молчание, прерываемое звяканьем,потом Борис сказал:

– Придумал! Надо узнать, где хоронятнеопознанные трупы.

– И чего?

– Небось среди них и дети бывают.

– Наверное.

– Вот и скажешь, что Настену похоронили вобщей могиле, пусть разрывает. Там костей вагон.

– Ну… не знаю.

– Ладно, – подытожил Борис, – яеще подумаю, но тебе придется встречаться с этой детективной бабой. Толькосначала возьми триста тысяч задатка, а потом успокой ее, дескать, знаю, гдетело, но покажу лишь после того, как все денежки получу.

– Ой, боюсь! Имей в виду, если меняарестуют, тут же все про тебя расскажу!

Послышался глухой удар, стук, вскрик, потомплач.

– Имей в виду, сучара, – прошипелБорис, – если хоть намекнешь про меня, мигом Ефиму Ивановичу отзвоню.Угадай, что тогда с тобой будет? У Коростылева руки длинные, никакие тюремныестены не спасут. Давай уматывай!

Поняв, что Нюся сейчас уйдет, я ужомскользнула за дверь, спустилась во двор и уставилась на подъезд. Минут черездесять на улице появилась девица, но далеко не в том ярком виде, в каком онавбежала в квартиру к Борису. Косметика размазалась по лицу, а глаза и нос быликрасными. Не обращая на меня никакого внимания, девчонка бросилась наавтобусную остановку, я побежала за ней. Через пару минут мы обе благополучновскочили в подъехавшую маршрутку. Мое место оказалось напротив Нюси, и я сталаукрадкой разглядывать девчонку.

Нюся, не замечая моего интереса, уставилась вокно, изредка она шмыгала носом. Вид у нее был самый несчастный, глаза смотрелижалобно, а руки, комкавшие платок, нервно тряслись. Нюсеньке явно было не посебе.

– «Хозяйственный», – объявилводитель.

Девушка вскочила и рванула дверь маршрутки. Мывыбрались наружу. Я поежилась, только что, у дома Бориса, было намного теплее.Такое ощущение, что я приехала на самый край Москвы.

Конгломерат блочных зданий остался позади,впереди чернел лес, между голыми деревьями вилась узенькая дорожка, по которойстремглав побежали все пассажиры маршрутки. Нюся неслась в авангарде, язамыкала процессию. Бежать пришлось довольно долго, наконец мы выскочили нанебольшую площадь, за которой стояли два длинных, одноэтажных барака. Нюсявошла в левое здание, я за ней.

Абсолютно прямой коридор был заставлендетскими колясками и завешан тазами. Ловко лавируя между препятствиями, Нюсядобралась до последней двери, погромыхала замком и исчезла.

Я постояла некоторое время, прижавшись кободранному экипажу какого-то младенца, потом заколотила кулаком в дверь.

– Щас, погодите, – ответила Нюся ираспахнула дверь.

Увидав меня, она удивилась.

– Вам чего?

– Здравствуй, Нюсенька, – сладкоулыбнулась я.

– Добрый день, то есть вечер, –ответила негодяйка.

– Не узнаешь?

– Вроде нет.

– Правильно, мы с тобой пока не знакомы.

– Что вам надо? – отступила назаддевушка.

– Может, в комнату пригласишь, –лучилась я, – зачем на пороге толковать, ушей тут небось полным-полно, а кним еще и языки с глазами прилагаются.

– Проходите, – посторонилась Нюся.

Я вошла в маленькую, меньше десяти метровкомнату. Узенькая кровать, ободранная тумбочка, гардероб… Свободногопространства в помещении просто не осталось. Все выглядело старым, убогим,обшарпанным. Единственной дорогой вещью был компьютер, стоящий на придвинутом кстене обеденном столе.

Внезапно на меня снизошло вдохновение. Яткнула пальцем в сторону роскошного плоского монитора.

– Нехорошо, однако!

Нюся уперла руки в бока.

– Чего? Ты, ваще, кто такая? За фигомявилась?

– И грубить нехорошо!

– Не пошла бы ты на… – рявкнула«воспитанная» девушка и с самым решительным видом двинулась в мою сторону.

Я села на единственный колченогий стул ипокачала головой. Если начну сейчас ругаться, то мигом заткну за пояс Нюсю. Явыросла рядом с Раисой, а мачеха никогда не стеснялась в выражениях, еелексикону мог позавидовать любой портовый грузчик. Еще я все детство дралась водворе с мальчишками. Они не боялись отвесить тумака девчонке, у которой не былони отца, ни старшего брата. С пяти лет я усвоила простую истину: в потасовкепобеждает не сильный, а хитрый и изворотливый, умеющий ударить или ущипнуть в самоенезащищенное место. Годам к четырнадцати я настолько преуспела в боях, чтоподростки стали меня побаиваться. Как-то мы с Олегом начали возиться на ковре,так, в шутку. В какую-то минуту муж попытался использовать физическую силу иприжал меня к полу.

– Сдаешься? – засмеялся он. –Все, полная победа, ты на лопатках.

– Никогда не сдавайся! – азартновыкрикнула я и укусила его за кончик носа.