— Иди-ка сюда, — поманила меня Лисса к одной извитрин. — Вот это ожерелье очень подойдет к твоему платью.

Я посмотрела. Тонкая золотая цепочка с кулоном в виде розыиз золота и бриллиантов. С перевесом в сторону бриллиантов.

— Терпеть не могу розы.

Лиссе всегда нравилось предлагать мне что-то с розами —просто чтобы посмотреть мою реакцию, наверно. Когда она увидела, сколько стоитожерелье, ее улыбка увяла.

— Ох, ты только посмотри! Даже у тебя есть пределы, —поддразнила я ее. — Наконец-то ты перестанешь швыряться деньгами.

Мы подождали, пока Виктор и Наталья закончат с покупками.Она выглядела так, будто у нее выросли крылья счастья и она вот-вот улетит наних. Видимо, отец купил что-то сильно ей понравившееся и очень дорогое. Япорадовалась за нее. Она так жаждала его внимания — и получила его.

Мы возвращались домой в усталом молчании, по нашемурасписанию днем полагалось спать, а теперь все сдвинулось. Сидя рядом сДмитрием, я откинулась на спинку сиденья и зевнула, остро ощущая, что наши рукисоприкасаются. Чувство близости и связи между нами воспламеняло.

— Что, мне больше никогда не носить платьев? —спросила я тихонько, не желая разбудить остальных.

Виктор и стражи бодрствовали, но девушки уже спали.

— Почему же? Если ты не при исполнении служебныхобязанностей, пожалуйста, например во время отпуска.

— Не надо мне никакого отпуска. Я хочу всегда оберегатьЛиссу. Я снова зевнула. — Видел это платье?

— Видел.

— Тебе понравилось?

Он не ответил, я решила воспринять это как «да».

— Моя репутация окажется под угрозой, если я надену егона танцы?

— Вся школа окажется под угрозой, — ответил он елеслышно.

Я улыбнулась и заснула.

Когда я проснулась, моя голова лежала у него на плече, а егодлинное пальто — пыльник — прикрывало меня, точно одеяло. Фургон стоял, мывернулись в школу. Я сняла с себя пыльник и вслед за Дмитрием вышла наружу,внезапно почувствовав себя полностью выспавшейся и счастливой. Жаль, что моясвобода подходила к концу.

— Снова в заточение, — вздохнула я, идя рядом сЛиссой в столовую. — Если ты изобразишь сердечный приступ, может, я смогусбежать.

— Без своих покупок? — Она вручила мне сумку, и ярадостно закружилась вместе с нею. Жду не дождусь увидеть это платье.

— Я тоже. Если мне позволят пойти. Кирова все ещерешает, достойна ли я послабления.

— Покажи ей скучные рубашки, которые ты купила, и онавпадет в кому. Я сама чуть не грохнулась в обморок.

Я засмеялась, вскочила на деревянную скамейку, прошла по нейи в конце спрыгнула.

— Не такие уж они скучные.

— Не знаю что и думать о новой, ответственной Розе.

Я вспрыгнула на другую скамью.

— Не такая уж я ответственная.

— Эй! — окликнул меня Спиридон, он и остальные шлисзади. — Ты все еще при исполнении. Никаких развлечений.

В его голосе слышался смех.

— Конечно, никаких развлечений Клянусь… Дерьмо!

Я была уже на третьей скамье, у самого конца. Мышцынапружинились — я готовилась спрыгнуть вниз. Вот только когда я попыталасьсделать это, ноги не последовали за мной. Дерево, мгновение назад казавшеесяпрочным и твердым, раздалось подо мной, словно это было не дерево, а бумага.Оно расщепилось, одна нога прошла сквозь дыру и застряла в ней, а телоустремилось вниз. Скамья удерживала меня, нога неестественно выгнулась вщиколотке. Я рухнула с треском, но трещало не дерево. Тело прострелила жуткаяболь. И потом меня накрыла тьма.

Я очнулась, глядя на скучный белый больничный потолок. Наменя падал отфильтрованный свет — чтобы не навредить пациентам-мороям. Я чувствоваласебя странно, как бы дезориентированной, но боли не было.

— Роза.

Этот голос ласкал кожу, словно шелк. Мягкий. Низкий.Повернув голову, я встретилась со взглядом темных глаз Дмитрия. Он сидел вкресле рядом с постелью, каштановые волосы свесились вперед и обрамляли лицо.

— Привет. — не столько сказала, сколько прокаркалая.

— Как ты себя чувствуешь?

— Странно. Вроде как под хмельком.

— Доктор Олендзки дала тебе что-то обезболивающее — тывыглядела совсем плохо, когда мы принесли тебя сюда.

— Я этого не помню. Долго я была в отключке?

— Несколько часов. Должно быть, она дала что-тосильное.

Некоторые детали начали всплывать в памяти. Скамья. Нога науровне щиколотки захвачена. После этого все как в тумане. Чувство жара, потомхолода и снова жара. Я на пробу пошевелила кончиком здоровой ноги.

— Совсем не больно.

— Потому что на самом деле ты серьезно не пострадала.

Я вспомнила звук, с которым треснула щиколотка.

— Уверен? Я помню, как… нога согнулась. Нет. Не можетбыть, чтобы не было перелома. — Я сумела сесть, чтобы осмотретьщиколотку. — Или, по крайней мере, растяжения.

Он привстал, чтобы удержать меня.

— Будь осторожна. Может, с ногой все в порядке, но тыеще немного не в себе.

Я медленно нагнулась к ногам. Джинсы были закатаны.Щиколотка немного покраснела, но ни синяков, ни припухлости не было.

— Господи, вот повезло! Если бы я сломала ее, то долгоевремя не смогла бы тренироваться.

Улыбаясь, он опустился в кресло.

— Знаю. Пока я нес тебя, ты все время это твердила.Была жутко огорчена.

— Ты… Ты принес меня сюда?

— После того, как мы разломали скамью и освободили твоюногу.

Господи! Многое же я упустила. Представить только, Дмитрийнесет меня на руках! Для полного счастья не хватало только того, чтобы при этомон был бы еще без рубашки.

Потом до меня дошло, что же, собственно, случилось.

— Какая-то скамья все мне испортила! — простоналая. — Что?

— Я целый день охраняла Лиссу, и все вы говорили, что ясправлялась хорошо. Потом я возвращаюсь сюда, и какая-то жалкая скамья выводитменя из строя. На глазах у всех. Ничего себе.

— Это не твоя вина, — сказал он. — Никто незнал, что скамья гнилая. Выглядела она нормально.

— Все равно. Мне следовало, как обыкновенному человеку,просто идти по дорожке. Другие новички смешают меня с грязью, когда я выйдуотсюда.

Его губы растянулись в улыбке.