Заполошная стрельба на соседнем холме. По склону медленно-медленно катится упавшая Женя. Чуть выше на холме стоит, привалившись к берёзке, немец. Явно ранен. Хотя нет. Уже убит. Неча по женщинам стрелять. Всё? Чёрт его знает. Фёдор перекликается с Соней. У неё пока всё тихо, никого не видно. Старшина даёт ей отмашку посмотреть, что с Женей, а сам осторожно выбирается на внешний склон холма. Надо поглядеть, чего там с немцем, приголубленным гранатой. Обана, жив, курилка. Везучий. Вся морда в крови, но это здоровенный шмат скальпа осколками с черепа снят. А сам череп цел, и других не предусмотренных природой дырок не наблюдается. Сначала связать супостата. Потом Фёдор снимает перчатки. Ладонями лапает кровоточащий череп диверсанта. Растирает его кровь себе по лицу. После этого начинает приводить в чувство немца. Как только тот очнулся, показывает ему охотничий нож и с кровожадной улыбкой отрезает половинку левого уха. Немец в шоке. Старшина демонстрирует окровавленный кусок мяса, насаженный на остриё ножа.

– Говори.

Не может быть, чтобы диверсант хоть немного по-русски не понимал. Хотя Фёдор по-немецки немного и разумеет, но чего-то сейчас вся фрицевская мова из головы вылетела. Один мат на языке вертится.

Диверсант нервно икает и, заикаясь и мешая немецкий и русский, начинает умолять не есть его.

– Сколько вас было?

– Drei[135].

Старшина, ухмыльнувшись, отрезает немцу правое ухо.

– Точнее!

– Трое, трое. Бруно ещё утром ваши девчонки ранили, и он, наверное, уже помер.

Продолжаем допрос. Их было четверо. Они должны были со стороны приглядывать за первой группой, помочь ей, если можно помочь, или сообщить командованию об обстоятельствах гибели первой группы. Утром они случайно нос к носу столкнулись с Ритой и Галей. Девчонки были убиты в перестрелке, но успели ранить в плечо командира группы и повредить радиостанцию. Когда хотели обыскать девчонок, взорвалась граната, и Бруно – радист группы схлопотал осколок в живот. Услышали перестрелку в районе расположения первой группы и решили выходить к ней. Одна упряжка сорвалась с привязи и убежала проведать своих знакомцев из первой группы. Глюпий-глюпий Hund[136]. На нартах Бруно лежал. Вроде бы всё.

– Какое задание было у первой группы?

– Разведка. Что-то тут вы скрываете. Надо было посмотреть – что?

Ладненько. Старшина зовёт Соню. Пущай забирает очередного пленного, а Фёдору надо ещё пройтись до подстреленного вдали командира второй группы. На хрена идти по сугробам? Можно и на собачках прокатиться. Съездил-привёз очередной труп. Что дальше делать? Жене не повезло. Три пули. Плечо, сердце, печень. Хреновый ты командир, Фёдор! За полдня от отделения в шесть бойцов всего двое на ногах остались и ещё один боец тяжело ранен. Корит себя старшина. Но что же всё-таки делать? Вдвоём ждать возвращения немецких поисковых групп? Не факт, что удастся со всеми справиться. Так что собираемся-пакуемся и бегом на станцию за подмогой.

Разложили пленных по нартам. Тело Жени и Лизу тоже на санках устроили. Рацию-трофеи упаковали. Упряжки построили в колонну и связали между собой верёвками. А как иначе ими рулить вдвоём?

– Руки вверх! – раздалась команда с вершины холма, где погибла Женя.

– Твою ж… в дышло! И где вы шляетесь, заждались ужо! – в полный голос ругнулся Фёдор, оборачиваясь на голос.

На вершине холма стоял боец в белом маскхалате.

– Кто такие?

– А ты, милок, представься для началу, а потом я тебе документы предъявлю, – хмыкнул Фёдор.

– Вроде свои, товарищ лейтенант, – крикнул боец в маскхалате.

Почти сразу с холмов в распадок ссыпались ещё трое бойцов в маскхалатах. Поисковая группа осназа. Старшина быстро вводит в курс дела командира группы.

– Ну, и рожа у тебя… – хмыкает командир группы, разглядывая окровавленную физиономию Фёдора.

– Старшина Басков, товарищ лейтенант. Это так, не моя, чтобы немцы боялись, – говорит Фёдор, оттирая снегом кровь с лица.

Лейтенант, в свою очередь, сообщил, что их двенадцать человек. Уже легче. Можно немецких диверсантов встречать. Лейтенант связался по радио с начальством, доложился. Начальство, в свою очередь, обрадовало известием, что пару немцев уже прищучили на Каргозере. Быстро порешали логистику. Соню и троих бойцов отправили с уже сформированным караваном на станцию, а остальные принялись готовить встречу возвращающимся немцам. Скукота. Три пары осназовцев ушли в лес по направлениям предполагаемого возвращения диверсантов. За час до заката одна упряжка умудрилась обойти выставленные посты и въехала в распадок между холмами. Тут их и завалили из револьверов с глушителями. Ещё через полчаса один из постов срисовал последнюю пару немцев и, не шибко заморачиваясь, перестрелял их. Усё! Можно возвращаться в расположение с чувством выполненного долга и глубокого удовлетворения.

К станции выбирались часа четыре по ночному уже лесу. Выбрались-добрались. А там уже целая делегация встречает. Представительная. Полковники – аж трое, и один генерал, его старшина как-то в Кандалакше видел. Доложились. Генерал Фёдору орден обещает. Про девчонок-зенитчиц тоже не забыл. Имена все записал, тоже получат награду, жаль только, что трое – посмертно. Лизу уже в госпиталь в Кандалакшу увезли, обещают, что выкарабкается. Будем надеяться.

Провожая осназовцев и начальство, старшина набрался наглости и попросил генерала вернуть его в действующую часть.

– Хорошо, подумаем, старшина, раз такую операцию осилил, значит, со здоровьем у тебя всё в порядке. Решим этот вопрос, не сомневайся.

Не подвёл генерал. Через пару дней старшина Фёдор Басков уже представлялся своему новому командиру. Командиру разведроты гвардейской мотострелковой бригады. А ещё через неделю Фёдору вручили орден Славы III степени.

А начальник Абвергруппы-214 гауптманн Альфред Рейтер ещё в течение нескольких дней получал успокаивающие радиограммы от своей разведгруппы.

2–7 марта 1943 года

г. Череповец – г. Кандалакша

Первые эшелоны корпуса уже в пути в Заполярье. А я сегодня с утра приехал на товарную станцию принимать чудо дивное. Двадцать снегоходов наши советские умельцы соорудили и к нам в корпус на испытания отправили. Конечно, не привычный мне гламурный вид они имели. Больше похожи изделия горьковских умельцев на помесь старого советского «Бурана»[137] и мотоцикла «Урал». Одна широкая гусеница, рулевая лыжа спереди, мотоциклетный руль, лобового стекла нет. Длинная лавка-сиденье, наверное, и три человека на ней поместятся. Под сиденьем объёмный короб-багажник. Фаркоп. Сани-волокуши в комплекте. Брутальный стиль «милитари». Инженер, что со снегоходами приехал, обещает скорость по снежной целине до 55 км в час с одним седоком, и до 40 км в полном загрузе с тремя бойцами на сиденье и сотней кг груза в прицепных санях. Два тридцатилитровых бензобака, спрятанных под широкими подножками с боков от лавки-сиденья, обеспечивают около 200 км пробега. Ну, а если прицеп только топливом загрузить, то это чудо и полтысячи км осилит.