Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Извини, мне пора, я должен еще кое-кого встретить, думаю, ты его знаешь, вы виделись у нас. Носильщику я уже заплатил.
Венгерский журналист вышел самым последним и издали помахал им обоим. Не дожидаясь, пока он к ним подойдет, Фрида последовала за носильщиком в сторону пристани, но обернулась на ходу.
Эрдели, уже разговаривавший с Ференцем на платформе, снова дружески помахал ей рукой.
– Прощай, Ингрид Бергман!
Фрида засмеялась. Странный человек, но определенно хороший. Что он делал в Анкаре? Он ничего не сказал об этом и не спросил Фриду, зачем она приезжала в столицу. Но он, должно быть, и сам все понял, увидев ее с Исмаилом. Итак, что за важный вопрос, о котором Ференцу непременно надо было узнать с утра пораньше? Она задумалась на мгновение. Но война нарушила все привычные обычаи. Эрдели мог доставить новости из Венгрии, от семьи Ференца, а удобнее всего им оказалось встретиться сегодня утром здесь, прямо на станции.
– Желаю тебе никогда больше не плакать, всегда смеяться! – крикнул Эрдели издалека.
Март 1943, Демиркёй
Моя дорогая Фрида, моя дорогая…
Вот уже пятнадцать дней, как я попрощался с Анкарой и обосновался в Демиркёе, и только сегодня поздно вечером наконец-то смог сесть, чтобы написать тебе. Если ты спросишь, сильно ли я занят, то я отвечу – да, но работой, увы, скучной и бессмысленной.
Добирались мы – я и мои товарищи, кому выпало служить вместе со мной, – долго. Поездом нас доставили до Визе, там мы пересели в конную повозку и по ухабистой грунтовой дороге, размытой после дождей, прибыли в Демиркёй. Тут дикая, пустынная местность, постоянно идут дожди и холодно: на вершинах Странджа еще лежит снег.
Первым делом я отправился на поиски жилья. Я нашел каменный дом, принадлежащий грекам, недалеко от поликлиники, где я работаю. Мы наняли его с тремя коллегами, которые показались мне единомышленниками, и, слава богу, я не ошибся. Арендная плата – пять лир на человека в месяц. Пять лир для меня теперь не слишком много, так как я получаю офицерскую зарплату и доплату на питание из-за войны. Но ты представить не можешь, как выглядит этот дом! Мы вчетвером занимаем две комнаты на верхнем этаже, других нет, потому что наш хозяин когда-то держал внизу скотину, и теперь на первом этаже жить невозможно. Что касается еды, в полдень мы обедаем у хозяев, а утром и вечером едим хлеб с оливками.
Исмаил сидел на кровати, накрытой москитной сеткой, и писал эти строки, положив клочок бумаги себе на колени, при слабом свете керосиновой лампы, но чувствовал, как веки наливаются тяжестью. Он глубоко зевнул. Продолжать не было сил, хотя он надеялся черкнуть сегодня несколько строк семье. Сосед храпел.
Позади еще один день, точно такой же, как предыдущие четырнадцать. С восьми утра до пяти вечера – обход лазарета на сорок-пятьдесят человек, заполнение бумаг, отчет батальонному врачу. Потом чашка чая с изюмом в городской кофейне, где можно послушать (если найти местечко рядом с шипящим радиоприемником) новости или музыку, поговорить о политике с завсегдатаями, сыграть в карты. Там, глядишь, уже и ночь. Он укладывался спать с «Идиотом» Достоевского, одной из трех или четырех книг, которые привезла в Анкару Фрида, но больше двух страниц осилить не мог и засыпал крепким сном на узкой кровати.
Увидев впервые эти кровати, молодые офицеры рассмеялись: над ними крепились москитные сетки.
– Все у нас есть, вот только москитной сетки не хватало. Будем спать под пологом, словно девицы какие-то!
Хозяин укоризненно покачал головой.
– Вот подождите, наступит лето! Будете молиться на нее.
Но больше всего нового врача Исмаила Босналы сейчас беспокоили чесотка и вши. Впрочем, одолеть вшей было довольно легко. Если не считать небольших высыпаний и зудящих ранок, вред от них солдатам был невелик. От вшей даже была своя «польза»: они покидали тело пациента, сообщая таким образом, что смерть близка. С Исмаилом поделилась этим наблюдением опытная медсестра, которую к нему приставили, и вскоре он сам мог убедиться в надежности признака.
Чесотку вылечить оказалось труднее. Несмотря на камфару и мыло, которые были в ходу со времен мировой войны, ничто не помогало. Более того, после обработки чесотка, казалось, только больше распространялась. Исмаил пребывал в недоумении, пока все та же медсестра не просветила его.
– Простите, лейтенант, но они морочат вам голову. Некоторые пациенты, если не все, за несколько курушей дают свои еще необработанные рубашки в «аренду». Видите, какое полезное заболевание. Все на нем зарабатывают и вместо учений на плацу развлекаются в лазарете. Если не примете меры, это так и будет продолжаться.
Если нагрянет инспекция, то обвинят в первую очередь доктора Исмаила Босналы. В ярости, что его так долго водили за нос, Исмаил пригрозил гауптвахтой тем, у кого чесотка не заживет в обычные сроки. Угроза оказалась эффективнее мыла и камфары и чудесным образом излечила все случаи «хронической чесотки» в батальоне.
Июнь 1943 – январь 1944, Бейоглу – Бакыркёй
Июнь 1943
Дорогая Фрида,
Прежде всего, поздравляю с успехами. Будь уверена, я очень горжусь твоими высокими годовыми баллами. Следующий год будет и трудным, и – не удивляйся – приятным. Ты лучше поймешь, что такое медицина, поскольку сможешь наконец воочию встретиться с пациентом и с болезнью. Ты не заметишь, как летит время, пока будешь наблюдать за профессором и ассистентами, за пациентом, пытаясь сама поставить диагноз. У меня есть для тебя совет: не возвращайся вечером в пансион к ведьме, пока не поработаешь в библиотеке. Это пойдет тебе только на пользу. На педиатрической практике старайся следить за руками профессоров и держись у них на виду. Твое будущее, как ты знаешь, во многом зависит от них. Я знаю тебя, ты боишься задавать вопросы, беспокоить, мешать другим. Но не стоит думать об этом. Недостаточно много трудиться и безупречно выполнять свою работу, нужно еще быть активной.
Специализируясь на педиатрии, не пренебрегай практикой по
