Кто-то в группе студентов в саду рассказывал анекдот, подражая акценту, и все вокруг смеялись. Фрида, проходя мимо, равнодушно пожала плечами: такое все же случалось крайне редко. Да и не так уж обиден анекдот. Большинство турецких евреев-сефардов продолжали говорить дома на ладино и турецкий толком не учили, и это не могло не раздражать. Не так уж это и трудно – выучить язык. Гораздо труднее превратиться из представителя народа в гражданина государства. Требовалось понимание, взаимопонимание, на которое были способы не все. Нечего было его ожидать со стороны расистов-туранистов. Они уже сделали евреев и коммунистов козлами отпущения. Фрида не забыла, как они избили Кемаля несколько лет назад, толкнули и оскорбили ее. Неужели и анекдот сейчас рассказал один из них?

На какое-то время их приструнили, после суда над Нихалем Атсызом и Сабахаттином Али и выступления Исмета Инёню 19 мая они молчат.[66]

Но в этот июньский день, за несколько дней до окончания учебного года, разумеется, вовсе не это событие было единственной причиной беспокойства Фриды.

Наконец от Исмаила пришло радостное известие. Профессор психиатрии сдержал слово: его перевели в Чорлу, в хирургическое отделение. После демобилизации ему светило постоянное место ассистента профессора Бедии Таджера в Джеррахпаше.

Исмаил писал:

(…) Это похоже на сказку. Я писал тебе, что постоянным ассистентом можно стать, как правило, имея связи, что больше шансов у тех, чьи отцы, дяди и прочая родня работают в медицине. Я подал заявку на место ассистента перед уходом в армию, а один из наставников сказал мне: «Сынок, у тебя есть дядя? Если нет, найди себе дядю, который позаботится о тебе», намекая на то, что это единственный способ, которым все работает… Но, возможно, моя работа в морге стала приоритетом. (…)

Исмаил был слишком скромен. Место постоянного ассистента, которое он считал чем-то вроде сказки, было ему гарантировано не только потому, что он два года проработал лаборантом в морге, но и потому, что он был чрезвычайно талантлив и трудолюбив. Возможно, он ожидал услышать это от Фриды; Фрида решила ответить ему сегодня же вечером.

Она взглянула на часы, надела льняной пиджак, на голову черный берет и перекинула через плечо большую сумку. Она собиралась вечером поужинать с Эммой и Ференцем и остаться ночевать у них. Сестра и зять открывали для нее двери в красочный, живой, веселый мир космополитов, которого ей порой так не хватало. Да и, честно признаться, Эмма была ее самым близким и единственным другом.

День был таким погожим, что она решила сойти с трамвая на площади Таксим и, чтобы уже не заходить к себе, дойти пешком до улицы Энсиз и переодеться у сестры. Она быстро шла в тени белых навесов, свисавших почти до тротуара, и вдыхала медовый аромат глицинии, карабкающейся по фасадам. По дороге ее мысли переключились с Исмаила на высадку союзников во Франции, которой ждали со дня на день. Говорили, что она изменит ход войны. Затем Фрида стала строить планы на летние каникулы, которые уже на носу. Ей нужны деньги, и не только на ежедневные расходы, но и на их с Исмаилом будущее, о котором она еще не решалась думать ясно. Поэтому она продолжит работать в книжном магазине «Ашет» каждый день, а по вечерам будет еще больше переводить медицинские тексты с немецкого и французского языков, которыми она занималась уже много лет. Даже если придется недосыпать!

Открыв дверь, Эмма обняла ее как обычно, затем слегка отстранилась, сморщив вздернутый носик и нахмурившись.

– Снова от тебя пахнет то ли лизолом, то ли эфиром.

Фрида смутилась.

– Я так устала, что мне было лень зайти в пансион и переодеться. Если б я знала, я бы не осмелилась выйти так на улицу.

– Эмма, ты хочешь, чтобы в больнице пахло «Шанель номер пять»? Она пахнет тем, чем пахнет ее работа. – Ференц, как всегда, смягчил слова жены.

Этот диалог, слово в слово, повторялся каждый раз, когда Фрида приходила в гости к сестре с зятем, как их личный пароль.

– Возможно, ты еще не слышала новости, Фрида, – продолжал Ференц. – Сегодня утром американские войска высадились на побережье Нормандии. Теперь с немцами покончено! Предлагаю распить бутылку токайского.

Они сели за стол.

– Сомневаюсь, что для Турции, – сказала Эмма, – это однозначно хорошая новость. Один страх рассеялся, но появится другой. Ясно, что после войны Германия уже не будет противовесом. И турецкое правительство вряд ли обрадует перспектива остаться один на один с Советами. По этой причине оно пойдет навстречу британцам. Оно предоставит им возможность и все условия, чтобы действовать в Турции и на турецком побережье.

Фрида слушала сестру рассеянно. Она была настолько поглощена собственными проблемами, что не была способна постичь столь глубокий политический анализ высадки американцев; она считала, что главное – это конец нацистам и конец войне, и была счастлива.

– Действовать? – спросила она, стараясь изобразить хоть каплю интереса выражением лица и голосом.

– Но, если у них будут благоприятные условия, британцы сократят расходы, – словно не услышав ее вопроса, продолжала Эмма. – Я не знаю, закроют ли совсем «Бюро балканских новостей», но кое-какие обязанности точно станут ненужными.

Ференц прервал ее размышления:

– Конечно, закроют, – сказал он с легкой иронией в голове. – Для каждого дела под небом есть свой час, как говорит мудрейший Соломон. Одни миссии – для военного времени, другие – для мирного. А оно уже не за горами.

Фрида теряла нить разговора, говоря себе, что дело, вероятно, в усталости, и не смогла подавить зевок. Ференц, заметив, что она явно скучает, обратился к ней.

– Ты всегда была очень зла на прогерманские газеты. Вот теперь посмотри, как они сменят свою песенку с сегодняшнего дня.

– Давай обсудим что-нибудь поинтереснее. Как дела у Исмаила? – спросила Эмма.

Усталость Фриды как рукой сняло, и она принялась перечислять одну за другой новости, полученные от Исмаила. Ей было приятно видеть нескрываемый интерес, с которым близкие слушали ее. Осознание, что они любят ее, заботятся о ней, придало сил. Но в то же время она раздумала оставаться у них на ночь. Она хотела немного позаниматься дома. Тем более завтра будет чуть прохладнее, а у нее нет с собой плаща. И мадам Лоренцо приболела, Фрида обещала ей измерить давление вечером.

– Она все так же очарована всем германским?

– Уже меньше. По крайней мере, она наконец согласилась с тем, что войну выиграют союзники. И о Хикмет-бее она