– что она в Мода, с семьей, а семье – что она у сестры. В таких случаях на Эмму можно положиться. Когда Фрида впервые обмолвилась о поездке, Эмма нахмурилась, словно говоря: «Не слишком ли ты далеко зашла?», а затем пожала плечами, что могло означать: «Это твоя жизнь», – видимо, чтобы не получить снова клеймо «буржуазной лицемерки». Это маленькое приключение явно взволновало ее, она сама придумала «гениальный план», чтобы помочь сестре: она попросила мать разрешить Фриде остаться на выходные у них, потому что они с Ференцем хотят познакомить ее с одним их одиноким другом. Нет-нет, он не один из их приятелей-британцев, он еврей австрийского происхождения, журналист, да-да, он еврей-журналист австрийского происхождения, журналистика – временное занятие, нет, неизвестно, его семья вся в Вене, но зато точно известно, что его ждет блестящее будущее. Если Фрида выйдет за него замуж, сможет потом получить докторскую степень за границей, кто знает! Пусть встретятся, а подробности Эмма уж как-нибудь разузнает.

Окончательно увязнув в собственной лжи, Эмма с облегчением положила трубку и сердито взглянула на улыбавшуюся Фриду, которая все это время молча слушала рядом.

– Если вы находите все это забавным, юная госпожа, рада за тебя. Надеюсь, мне больше не придется придумывать столько ерунды ради того, чтобы ты снова отправилась в Анкару!

* * *

Эмма отчитала сестру, но было ясно, что ей самой история эта нравится.

Фрида снова улыбнулась, вспомнив этот разговор. Какой бесшабашной бывала порой сестра! Это она выдала ей нынешний ее наряд: толстые шерстяные чулки, крестьянскую душегрейку из черной шерсти, которую можно носить под пальто, серый платок, грубые туфли с тупым носком.

– Это все твое? Ты такое носишь?!

Эмма пожала плечами

– Ну не знаю! Когда дует! Иногда человеку бывает нужно переодеться кем-то другим, – ответила она. – Ты едешь одна, поездом, в Анатолию. В нарядной одежде можешь навлечь на себя неприятности. Надо одеваться соответственно.

Пробравшись в вагон по узкому коридору, заставленному деревянными чемоданами, корзинами, свертками, она стала искать свободное место в купе второго класса, на одной из тесных деревянных скамеек, но большинство пассажиров были одни мужчины. Наконец, ей повезло найти место в купе, где уже сидела семья с ребенком. Женщина широко улыбнулась Фриде и принялась оживленно расспрашивать ее обо всем. Чтобы закончить утомительный разговор, Фрида закрыла глаза, прилегла, притворилась спящей и вскоре в самом деле заснула.

Дверь купе хлопнула, и она проснулась. В коридоре раздавались шаги, хриплые голоса, кашель, детский плач. Нужно привести себя в порядок, уже скоро, а нужно еще отстоять очередь в туалет, побрызгать водой на лицо, потом найти на дне сумки помаду.

«Простота – это хорошо, но, чтобы выглядеть „просто“, женщина должна приложить усилия!» – наставляла ее Эмма.

Фрида еще пыталась пригладить волосы, когда поезд замедлил ход и вполз на вокзал. Она была так поглощена последними приготовлениями, что даже не успела по привычке поддаться тревожным мыслям. Она увидела Исмаила, который ждал ее на платформе в солдатской форме, так и не успев подумать «что, если Исмаил не сможет прийти».

На платформе она заметила еще и Пала Эрдели, красавца-венгра, которого встретила у Эммы; вероятно, он вышел из вагона первого класса.

Мужчина, должно быть, тоже узнал ее: в его глазах было вспыхнул намек на удивление, но он улыбнулся ей и слегка поклонился.

Как только Фрида вышла из вагона, она бросилась в объятия Исмаила и забыла обо всем вокруг. Наконец Исмаил осторожно разжал руки, наклонился, чтобы поднять чемодан, и засмеялся, но его голос слегка дрожал от волнения:

– Что там? Ты собираешься менять наряды каждый час?

Как же она скучала по его улыбке!

Взяв чемодан, другой рукой он крепко сжал ее руку и быстро повел, чуть ли не поволок Фриду за собой.

– Давай, Анкара нас ждет! Но сначала сядем на трамвай и оставим твой багаж в отеле.

Целый день они бродили по улицам города, где хозяйничал степной холод. Исмаил уже освоился тут, как будто жил в Анкаре много лет, и водил ее с неослабевающим энтузиазмом. В дешевой и «надежной» гостинице в районе Улус, которую ему посоветовали друзья, он представил Фриду, которая почти не чувствовала ног от усталости, как «мою невесту», и в книге регистрации указал свое имя. Она смутилась под взглядом ночного портье: девушка приехала издалека среди ночи, чтобы встретиться с женихом-солдатом! Кто знает, что он подумал о ней? Она забылась беспокойным сном на жесткой кровати, натянув на себя солдатское одеяло. Проснулась она от стука в дверь. Это был Исмаил.

Фрида не стала даже думать, что он сказал портье и как она завтра выйдет из комнаты и пройдет мимо его стойки.

Наутро Исмаил вышел первым, Фрида за ним. Портье сменился, она глубоко вздохнула, приподняла голову и уверенно вышла на улицу. Исмаил уже ждал ее за дверью.

Было холоднее, чем вчера, но солнце светило по-прежнему. Они отправились гулять по анкарским паркам.

И вот все закончилось.

На перроне толпились крестьяне и чиновники. Фрида и Исмаил пробирались сквозь скопище людей и искали нужный вагон, то и дело обходя и перешагивая через чемоданы, перевязанные веревками, корзины с крышками и тюки всевозможных размеров. Наконец они его нашли. Исмаил остановился, поставил чемодан.

Фрида подумала, что только сейчас, в феврале 1943 года, на платформе, среди запаха креозота и угольного дыма, начинается для них настоящая разлука. В следующем месяце Исмаила отправят во Фракию, в Демиркёй, на турецко-болгарскую границу, минуя Стамбул, не меньше чем на два года, которые пролягут между ними огромным, темным и пустым пространством.

– Мы будем писать друг другу, как и прежде. А теперь иди, и я тоже пойду не оглядываясь. Как будто я у двери твоего пансиона, как будто мы завтра встретимся на факультете, повернись и садись в поезд. Ну, давай же! – сказал Исмаил.

Что-то в выражении его лица заставило Фриду не настаивать, чтобы провести вместе еще несколько минут. Она и сама уже чувствовала, что вот-вот расплачется. Она повернулась и стремительно поднялась в вагон. Она не оглядывалась. Она знала, что, даже если оглянется, все равно ничего не увидит за пеленой слез.

Мерное покачивание поезда и усталость взяли верх, и она заснула…

– You must remember this, а kiss still a kiss[65].

Она открыла глаза. Прямо над ней в переполненном вагоне стоял Пал Эрдели и напевал, не обращая внимания на таращивших глаза пассажиров второго класса. Фрида села, невольно рассмеявшись над сценой: красивый мужчина в фетровой шляпе и