почти не снимали в комедиях. Актера, который мог ничего не играть и выглядеть ох каким умным, в нашем кино больше не было. Обычно ведь ум играют, а он был умным. Хотя в каком смысле? Помню, мы с ним выступали перед зрителями, и я сказал со сцены: „Увидев меня впервые, можно подумать, что я мясник или бандит. А если посмотреть на Олега — решишь, что он академик. На самом деле, я умнее“. Ни с ним, ни с Абдуловым мы не говорили на философские темы. С Сашей Збруевым тянуло на серьезные разговоры, а с ними как-то не настраивалось: хохмили, дурачились… Я никогда не видел, чтобы Олег читал книжку. Не думаю, чтобы и так уж глубоко мыслил. Он больше чувствовал, чем понимал рационально. А чувствовал все».

Поэтому, например, Эмиль Лотяну позвал Янковского на роль Камышева в свой фильм «Мой ласковый и нежный зверь». В чеховской повести «Драма на охоте» этот герой — здорового роста, красивый несколько женственной красотой, мужчина в самом соку. Выхоленный жеребец. А герой Янковского — красавец, но худой, замкнутый, настороженный, и под его белым костюмом слышится тонкое звериное дыхание…

Ирина Алферова:

«Саша Абдулов, когда мы были вместе, книг, по-моему, вообще не открывал. А я читала много, что-то рассказывала ему о прочитанном, он запоминал и потом выдавал другим в собственной интерпретации. Чтение его не увлекало, ему было интереснее жить».

Сергей Соловьев:

«И Олег и Саша были не только актерски, но жизненно талантливые, каждый по-своему. Вот говорят: у того-то есть принципы. У них никаких принципов не было. Принципиальный человек — он же урод, он ни хрена не понимает. А у них были невидимые внутренние путеводители по жизни».

Дуэль № 2

И вновь «они сошлись» для поединка, и опять в картине Романа Балаяна — «Храни меня, мой талисман». Янковскому и Абдулову предстояло сыграть двух антиподов, двух находящихся по разные стороны барьера людей. Зачем-то режиссер, заинтересованный темой противостояния, хотел посмотреть, как ее разыграют именно эти актеры.

Роман Балаян:

«В „Талисмане“ Олег показал человека, пребывающего в полном порядке. Его журналист Дмитриев любит Пушкина, приезжает в Болдино на праздник пушкинской поэзии, равняется на XIX век, на понятия тех людей о чести и достоинстве. А Сашин персонаж, Климов, появляется там — причем появляется внезапно, а ближе к концу буквально исчезает, растворяется в воздухе — чтобы разоблачить Дмитриева, обнажить его суть».

Татьяна Друбич:

«Балаяну Янковский и Абдулов явно были интересны, прежде всего, как люди, не как актеры. Все происходившее между ними он погрузил в любовь к Пушкину, в болдинскую атмосферу, в эстетику „commedia dell’arte“. Саша, с его моцартианским талантом, с его легкостью, не понимал, зачем там глубоко копать, если вся история азартна и интересна. А Олег Иванович, с абсолютным соизмерением себя и жизни, как бы находился по ту сторону от Саши — он пришел в картину из „Полетов во сне и наяву“, он был такой чеховский герой, следовавший нравственному кодексу, противостоявший социуму, отвечавший на все вызовы, которые предъявляла ему жизнь. В фильме сошлись классический чеховский человек — и персонаж нового времени, когда непонятно, что прилично, а что нет, почему так можно, а так нельзя, когда испытываются пределы допустимого. В одном пространстве совпали люди разных эпох. Или встретились Пушкин и Дантес, Моцарт и Сальери, Фауст и Мефистофель. Вечный дуэт добра и зла, тьмы и света. Разные полюса одного и того же. Чего? Жизни».

В картине Балаяна неизвестно откуда появившийся молодой человек, с наивным, открытым взглядом, вдруг убийственно точными вопросами — вроде того, мог ли Александр Сергеевич, ухаживая за замужней дамой, оказаться в роли Дантеса — сражает интеллигента, уверенного в своей правоте. И тем самым колеблет его «устои». Дуэль начата, чего благополучный журналист пока не замечает — шут какой-то, пристает со своими измышлениями, — продолжая наслаждаться миром пушкинской усадьбы и общением с приятными людьми. Но однажды, вернувшись в отведенный им с женой, которую играет Татьяна Друбич, дом, обнаруживает дверь комнаты запертой, толкается в нее — и выходит Климов. Что там произошло между женой Дмитриева и странным «пришельцем» и произошло ли, остается неизвестным, но мир человека разрушен, причем тем, кого всерьез не воспринимали. Следует вызов на дуэль. «Соблазнитель» Климов является на место безоружный, пританцовывая и под зонтиком, а когда вызвавший его на поединок наводит на обидчика двустволку, еще и кривляется (как Лобытко в «Поцелуе»). Но выстрела нет: Дмитриев от нервного напряжения валится в обморок.

Роман Балаян:

«Говорил „дуэль, вызываю, Пушкин“… А „пощупали“ — и упал, сдался».

Хотя непонятно, случилась ли та дуэль или возникла в воображении засыпающего Дмитриева. Вероятнее второе: какие столкновения, если речь идет о двух полюсах, двух сторонах жизни, которые к тому же все время меняются местами? Как в «Обыкновенном чуде», где Хозяин, он же Волшебник, зависит от Медведя — своего «создания»: «художник» зависит от собственного «произведения». Как зависят один от другого Дракон и Ланцелот в фильме «Убить дракона», и постепенно уже не поймешь, кто есть кто. Вот и Пушкин в «Талисмане» не Пушкин, и Дантес — не Дантес. «Моцарт» оказывается не столь легок и трепетен, каким выглядел, а «Сальери», напротив, смятен и трогателен. Поставишь их, как зеркало, друг напротив друга так — видишь одно, повернешь «стекло» — иное. Все не столь однозначно, как выглядит поначалу.

«Коварство» и любовь

Из всегдашнего посматривания друг на друга — что он там затеял? домик? вечеринку? игру с внуками? свидание с незнакомкой? — из неудержимого желания Абдулова примерять на себя разные жизни однажды ему вроде как захотелось взять да и «поносить» судьбу Янковского. Произошло все накануне съемок Сергеем Соловьевым «Анны Карениной».

Картина, сделанная быстро, имела историю долгих подступов к ней: время не способствовало погружению в восхитительно сложную и вместе с тем невероятно простую толстовскую историю. Пока Соловьев искал деньги на фильм, Янковский и Абдулов, после стольких лет первоклассной жизни в отечественном кино да и в театре, оказались вместе с искусством в ситуации невесомости.

Сергей Соловьев:

«Когда мы переживали очередной исторический катаклизм, многие повелись на обещание грядущих перемен, спорили о будущем страны. От Олега я не слышал ни одного слова на такие темы. Как будто ему было совершенно все равно. Полная противоположность Михаилу Ульянову, которого я хорошо знал: если Михаил Александрович сыграл председателя колхоза, то