Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот день, когда рана Вилла зажила полностью, под флагом перемирия в лагерь въехал сам злодей – Жоффруа Анжуйский, и игра стала совсем иной.
Аржантан, июнь 1137 года
Не в силах сдержать бурлящую энергию, Жоффруа мерил шагами покои жены. В руке он держал кубок с вином. Матильда следила за ним настороженным взглядом: супруг, казалось, был крайне доволен собой, а она ему не доверяла. Он прибыл некоторое время назад, однако пока не сказал ни слова, предпочтя по возвращении домой прежде поздороваться с сыновьями и углубиться в хозяйственные мелочи.
– Что вы сделали? – спросила Матильда.
Жоффруа остановился и повернулся к ней. Ходил он, слегка припадая на одну ногу, после того ранения под Ле-Сапом.
– Это все, что может сказать мне любящая жена после разлуки?
– Я ожидала, что ваш поход продлится дольше. Или вы здесь, чтобы поведать о вашей полной победе над Стефаном и о том, что он бежал до самого Виссана?
Жоффруа пожал плечами:
– Примерно так и есть.
Вошел слуга с мягкими белыми полотенцами и лоханью горячей воды, в которой плавали розовые лепестки. Когда все было готово для умывания графа, Матильда шевельнула рукой, и слуга удалился.
Жоффруа сел на скамью у огня и вытянул ноги в сапогах.
– В самом деле?
Опустившись перед мужем на колени, Матильда принялась стаскивать с него сапоги из мягкой телячьей кожи, сшитые так мастерски, что стежков было почти не различить. Мыть ноги мужчины, вернувшегося с войны или с охоты, – долг жены, но Матильда ненавидела исполнять его для Жоффруа. Он это знал и не упускал случая лишний раз заставить ее сделать это.
– Не проще ли было послать с этой вестью гонца?
– Зачем, если я сам могу навестить Аржантан, увидеть вас и сыновей? Так я убью двух зайцев сразу, и со Стефаном я сделал то же самое. – Жоффруа чуть не вскрикнул, когда она взялась за ту ногу, которую пронзил кинжал. – Поосторожней!
– Не хнычьте.
Матильда направила на него взгляд, в котором на поверхности был лед, а в глубине полыхало пламя. Они давно уже не делили постель, но она по-прежнему испытывала к мужу сильное влечение. Ей хотелось расцарапать ему спину и увидеть красный бисер крови, горящий на его лопатках, словно рубины. В глазах Жоффруа отразились те же чувства. Она поспешила сосредоточиться на том, чтобы стянуть с него чулки и портянки, обмыть его ноги теплой водой. Подошву левой обезобразил лиловый шрам, и вся ступня отекла, поскольку Жоффруа полдня не вынимал ноги из стремян. Зато правая ступня с высоким сводом и белая как алебастр могла бы сойти за ангельскую.
– Стефан отступил, – сказал Жоффруа. – Распустил войска по домам и сам отправился в Англию. Его поход закончен, возможно – навсегда.
Матильда оторвалась от лохани и озадаченно посмотрела на мужа:
– Почему вы не преследуете его?
Он самодовольно улыбнулся:
– Потому что Стефан заплатил мне, чтобы в ближайшие три года я этого не делал. Примерно по две тысячи марок за год.
Негодование мгновенно пронзило всю ее сущность.
– Вы договорились о трехлетнем перемирии, не получив моего позволения?
– Оставьте этот тон, жена, – нахмурился Жоффруа. – Я знаю, что делаю.
– Не сомневаюсь, но вы не посоветовались со мной!
Он раздраженно фыркнул:
– Да не было у меня времени на то, чтобы советоваться, к тому же вы упрямее осла и не умеете договариваться, даже когда речь идет о вашей выгоде.
Матильда сунула мужу в руки полотенце – она больше не намерена прислуживать ему, что бы ни велел ей долг.
– И все равно переговоры должна была вести я! Так какие же у вас планы, господин мой муж? Подарите мне каплю вашей мудрости.
– Клянусь Господом на кресте, от вашего вида скиснет и парное молоко. Я расскажу вам, как только вы сбавите гонор и откроете уши.
Матильда не шевельнулась, чтобы забрать у Жоффруа полотенце, и ему пришлось нагнуться и самому вытереть ноги.
– Я слушаю, – напомнила она.
– Но услышите ли? – Он отбросил полотенце в сторону. – Стефан не в состоянии управлять своей армией. Нормандцы, может, и ненавидят меня, но его тоже не любят, а он ничего не сделал, чтобы умиротворить их. Вместо этого натравил на них своих фламандцев и позволил недовольству в войсках перерасти в раскол. Теперь Стефан не может доверять нормандцам на поле боя. В свою очередь и нормандцы не доверяют королю с тех пор, как люди Ипра напали на вашего брата. Я говорил с Робертом и привез письма от него, которые вам наверняка будут интересны. Заигрывания вашего брата со Стефаном исчерпали себя. К следующей весне Кан будет нашим. – Он поднял золотистую бровь. – Стефан думает, что сможет откупиться от неприятностей, но мы используем его деньги, чтобы купить оружие и людей. – Презрительная улыбка скользнула по его лицу. – Он сам оплатил свое крушение.
Все это было очень умно, как одеяние, скроенное и сшитое из идеально подогнанных кусков. В логике Жоффруа не нашлось ни одного слабого места, хотя от его самодовольного вида Матильду тошнило.
– Мой отец сколачивал казну всем на благо, а Стефан разбазаривает ее, будто она бездонная. Так и утечет богатство у него между пальцами.
– По крайней мере, оно льется в нашу сторону. У нас две тысячи марок. Ваш брат вот-вот откажется от своей присяги, а войско Стефана раздроблено и повернуло вспять. К следующему году у него будет еще меньше денег, чтобы подкармливать прихлебателей, тогда как мы станем более подготовленными и сильными. Перемирие – тогда лишь перемирие, когда обе стороны исполняют его условия. – Босой, он встал и провел пальцем по щеке Матильды. – Его дни на троне сочтены. Стефан еще не знает об этом, но ему достало сообразительности лишь однажды, когда он украл ваше наследство, и даже это сделали за него другие.
Жоффруа обхватил Матильду за талию и притянул к себе.
– Меня долго не было, – произнес он. – Вы скучали по мне?
Она пошла за ним к кровати. Ей не терпелось прочитать письма Роберта, но если о перемирии уже договорились, то никакой срочности не было.
– Как о выдернутом зубе.
Он мрачно рассмеялся:
– Любовь моя, вы не перестаете радовать меня.
В ее глазах сверкнул огонь вызова и страсти.
– Лжец, – заявила Матильда.
Вожделение она умела сдерживать и игнорировать, но только когда рядом не было Жоффруа. Стоило им оказаться вместе, как между ними вспыхивала искра. И это не любовь, а потребность, и чувство это было взаимно.
– Не больший, чем вы, – ответил он, увлекая ее на постель.
Фагглстоун, Беркшир, весна 1138 года