В 1930-х в золото Чукотки, как раньше в золото Колымы, никто не верил, кроме отдельных энтузиастов. «Выдающиеся результаты поисковых работ геологов Главсевморпути на олово явно отвлекли внимание от золота, хотя в оловянных рудах и россыпях периодически отмечались повышенные содержания золота», – писал геолог, член-корреспондент РАН Анатолий Сидоров, сменивший Шило на посту директора СВКНИИ. Геологи считали золото и олово несовместимыми друг с другом. На попадавшиеся при промывках золотые знаки перестали обращать внимание, к тому же потребности страны в металле № 1 покрывала Колыма.

В 1940 году геолог Рахмет Даутов установил высокое содержание золота в рыхлых отложениях Ичувеема, но и тогда на «ортодоксов» это не произвело впечатления. В 1941–1943 годах на Ичувееме и в его окрестностях работал геолог Герман Жилинский, сделавший дальновидный вывод о промышленных перспективах золота Чаун-Чукотки. Нанеся на карту точки результативных проб, он увидел, что золото не разбросано по всей Чукотке, а привязано к определённым геологическим комплексам. Жилинский выявил сходство Колымы и Чукотки, обосновал золотоносность последней и даже намыл из рыхлых отложений речных долин несколько сот граммов золота, но и теперь теоретики были непреклонны. Докладную записку Жилинского положили под сукно, а её автора переориентировали на олово. В 1944-м Жилинский снова обращает внимание на золотые знаки на реке Баранихе, где в 1956-м откроют богатую россыпь. Он даже сумел запроектировать партию на золото, которая взялась бы за исследования верховий Млелювеема и Ватапваама, а также правых притоков Ичувеема, но эту партию из плана работ исключили, что отодвинуло открытие ичувеемского золота на четыре года. Позже Жилинский так объяснял политику начальства: шла война, Дальстрой работал на оборону, от Чукотки ждали олова и боялись отвлекать силы и средства на поиски золота, которое в достаточном количестве давали Колыма, Индигирка и Яна.

После войны многое изменилось. С учётом важности развития сырьевой базы Комитет по делам геологии при Совнаркоме СССР в 1946 году был преобразован в первое в мире Министерство геологии. В отрасли появились трактора, самолёты, новая буровая техника. Упавшие в годы войны темпы геологического картирования стали расти. Жилинский наконец добился организации Тамнеквуньского разведрайона. Там уже в 1946 году открыли промышленную россыпь золота, запасы которой утвердил соответствующий госорган.

Валерий Янковский, в качестве заключённого добывавший олово на Чукотке на рубеже 1940-х и 1950-х, вспоминал, что рабочим попадалось золото, хотя и в мизерных количествах. Тут же возник «чёрный рынок»: зэки несли металл бригадирам или «придуркам» за курево («Лагерный ларёшник Сашка Чепизубов установил поистине джек-лондоновскую, клондайкскую цену: грамм золота за грамм махорки!»), а те после освобождения пытались вывезти его «на материк».

Но расцвет Золотой Чукотки связан с несколько более поздними временами и именем Николая Чемоданова. Он выкликал чукотское золото с фанатизмом Шлимана, откапывавшего Трою; тоже воевал с начальством, но более результативно.

На Чукотку Николай Чемоданов прибыл летом 1949 года. Зона ответственности Чаунского райГРУ простиралась от устья Колымы до мыса Шмидта и включала Билибинский район. Разведывали и искали олово, вольфрам, вели съёмку… Чаун-Чукотка рассматривалась как «специфически оловоносная» территория, проявлениям золотоносности значения не придавалось, но сходство геологического строения Чаун-Чукотки и верховьев Колымы сразу заставило бывшего колымского «золотаря» задуматься. Чемоданов решил: чукотское золото – «надёжное».

«Ичувеемская партия (её возглавлял геолог Василий Китаев. – Примеч. авт.) была организована для производства геологических исследований в бассейне р. Ичувеем на площади, заснятой в масштабе 1:1 000 000 геологом Даутовым в 1940 году. Последним при шлиховом опробовании по указанной выше реке было зарегистрировано наличие золота до 0,8 г/м3 и знаковое содержание касситерита, – говорилось в докладной записке Чемоданова 1949 года. – В результате проведённых в 1949 году работ не только подтверждены данные Даутова, но и определена перспективность этого района в отношении наличия золота. Партией Китаева установлена повышенная золотоносность аллювия р. Ичувеем и особенно её правых притоков, берущих начало с водораздела р. Млелювеем». Чемоданов предложил организовать детальные поисковые работы на золото.

Вот что писал позже Куваев об этом этапе: «Наличие признаков золота на Чукотке, может быть, даже мелких россыпей, никто и не думал отрицать. В крупные месторождения, однако, никто не верил, а для Чукотки необходимо было именно крупное месторождение, которое оправдало бы громадные затраты на постройку прииска, дороги к прииску и так далее». Год подходил к концу, верстались планы на следующий сезон, и Чемоданов думал: настаивать на поисках золота или это будет напрасной тратой государственных средств, авантюрой?

1 октября 1949 года он пишет рапорт главному геологу Дальстроя Борису Ерофееву, доказывая: на Ичувееме должна работать специальная «золотая» партия. «Полученные данные позволяют утверждать, что в Ичувеемском районе вероятно обнаружение промышленных запасов россыпного золота… Учитывая освоенность района, они быстро могут быть введены в эксплуатацию», – указывал Чемоданов. Вслед за рапортом появился проект работ на 1950 год, который Чемоданов защищал в декабре в Магадане на техсовете Дальстроя. Особого энтузиазма его предложения не вызвали, но после длительного обсуждения запроектированные Чемодановым партии всё же были утверждены.

Чемоданов решил искать золото сразу в двух направлениях: на Ичувееме и западнее – на реке Баранихе (Раучуа).

Китаев, что интересно, энтузиазма Чемоданова не разделял. На Чукотке он работал второй год, считал целесообразным искать только олово. По воспоминаниям геолога Василия Белого, Китаев отказался от руководства Ичувеемской «золотой» партией, настаивая на организации Пытлянской «оловянной» партии. Чемоданов был против: средств на ещё одну партию не хватало. Но, как пишет Белый, «демагогия и интриги Китаева одержали верх над твердокаменностью Чемоданова». Олово Пытляна, однако, оказалось «средненьким», и в 1953 году Китаев оставил Певек (по выражению Белого – «бесславно»), перейдя в Анадырскую экспедицию. Так что причастность Китаева к открытию большого золота Чукотки, заключает Белый, «более чем сомнительна».

«Золотая» Ичувеемская партия, которую возглавил молодой инженер Юрий Храмченко, вышла из Певека ранней весной 1950 года. Прорабами в ней состояли Алексей Власенко и Генрих Гурьев.

Алексей Константинович Власенко был лучшим промывальщиком Территории, «гением лотка» и доверенным лицом Чемоданова. Ещё при жизни о нём рассказывали легенды. Именно Власенко в 1949 году намыл в партии Китаева на Ичувееме весовое золото.

Это был человек непростой судьбы: в 1939 году, в возрасте шестнадцати или семнадцати лет, он был осуждён (по сведениям Белого – «за украинский национализм»). Отбывал наказание на Колыме, в 1945-м был направлен на поселение в Певек и взят на работу старшим топографом. Власенко освоил шлиховое опробование, открыв в себе талант поисковика и почти сверхъестественное чутьё на золото. При поисках шлиховым методом особенно важно правильно выбирать места взятия проб: можно целое лето ходить по золоту, но пробы будут пустыми. Власенко умел зачерпнуть грунт именно в той точке, где лежал единственный в долине самородок. Куваев вспоминал: «Это был склонный к полноте украинец, даже без обычного украинского юмора. Но он был великолепный и неутомимый тундровик. Я ходил с ним в маршрут, когда он контролировал промывку на одном ручье, объявленном по прежним поискам безнадёжным. Так вот на этом самом контрольном опробовании на „пустом“ ручье он при мне извлекал из лотка „тараканы“ с полногтя величиной. Сейчас опять-таки на том месте прииск. Вряд ли это можно объяснить только добросовестностью, тем более что образования Власенко не имел никакого. Просто в этом человеке сидел талант геолога-поисковика». В книге «Геологи Чукотки» (Магадан, 1988) приводится мнение главного геолога Шмидтовской геологоразведочной экспедиции Героя Соцтруда Натальи Хабаровой: «На нашей территории есть так называемая „Точка Власенко“ – на одном из ручьёв… Власенко намыл… существенный металл, а после него никто не смог подтвердить его результат… Это ж надо было в целой долине найти единственное место – „точку“, снять слой торфов и определить под ними щётку, природную кладовушку – и взять металл! Вот это и была интуиция. Она – как „болезнь“, аномалия, как изощрённый слух у гениального музыканта!.. Интуиция – слово научное, а у простых людей, у старателей, считалось – человеку фартит, фарт ему пошёл». Виктор Логинов, чукотский геолог, лауреат Ленинской премии, впоследствии первый замминистра геологии РСФСР, говорил: Власенко напоминал испанского идальго, был деликатен, интеллигентен. Работал артистично – лопата и лоток в его руках казались скрипкой.