— Ну-ка, сыграй, парень!

Заиграв на коробе передка орудия, где он сидел, скрестив ноги и раскрыв над своим банджо потрепанный зонт, Кассиус старался угодить, но одни мелодии выходили фальшиво, а другие давно надоели.

Отчаявшись, Кассиус завернул драгоценный инструмент в куртку.

В лунном свете видно было не дальше идущего впереди. Порой старшине нелегко было держаться дороги. Люди на ходу грызли сухари, на минуту отходили из строя облегчиться, а потом бегом догоняли. Дождь проникал за воротник, просачивался сквозь швы одежды и сапог. Шляпы бесформенно обвисли. Души сжались в комок. Когда кто-то из всадников попытался сесть в седло, лошадь заартачилась. Порой выбившиеся из сил кони валились на землю и сбрасывали всадников, и приходилось совместными усилиями поднимать животных на ноги.

Когда Эндрю прощался с Шарлоттой на вокзале, та сказала:

— Дорогой, я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было на земле, и не сомневаюсь, что ты делал вещи, которых стыдишься. То, что это вызывает у тебя стыд, доказывает, что ты очень хороший человек.

Эндрю любил многих женщин. Но лишь Шарлотта хранила и берегла его.

На пятнадцатое утро с момента вторжения на территорию федералов дождь наконец стих, и холодный ветер разогнал тучи. С восходом солнца вся земля вокруг засверкала. Проехав назад по своему следу, Джейми Фишер сообщил, что им удалось оторваться от преследователей.

— Они, скорее всего, догадались, куда мы направляемся.

— Да, Джейми.

— И перекроют подходы к бродам.

— Джейми, ты всегда чертовски перестраховываешься.

Теперь потрепанное войско пересекало перерезанное оврагами плато. По дну оврагов текли мутные потоки, лошадям по брюхо. Белохвостые олени разбегались при их приближении, ломая кусты. То тут, то там попадались заброшенные бедные фермы. День разгорался, становилось теплее, плато развернулось в просторы пастбищ, и к полудню они въехали на аллею, ведущую к двухэтажному фермерскому дому. Хлопнула задняя дверь, вдали стих стук копыт. Плита на кухне была еще горячая, на сковороде жарилось мясо.

Джейми Фишер съел кусок, облизнул пальцы и налил Эндрю кружку кофе.

— До Коббова брода доберемся к полуночи, — сказал Джейми.

Эндрю сидел за кухонным столом, греясь о кружку. Обычная фаянсовая кружка с чуть отколотым краешком; фарфоровые чашки тут, конечно, хранятся в гостиной.

Со двора доносились крики старшины:

— Расседлайте коней и хорошенько их разотрите. Вы, конечно, устали, но они устали еще сильнее. Мэрфи, просыпайся! Черт тебя возьми, ты ведь пока еще не умер!

Наверху в спальнях грохотали сапоги, слышно было, как там выдвигают ящики комодов. Разве всегда его солдаты были ворами? Эндрю помнил, как в Эллсворте какой-то солдат из федералов бежал по улице в обнимку с напольными часами. Несчастному глупцу не понадобится узнавать время там, куда его отправила сабля Эндрю.

Сколько еще было таких несчастных глупцов!

Джейми все не успокаивался насчет Коббова брода.

Но Эндрю так устал… как же сильно он устал. Обеими руками поднес он кружку к губам и отхлебнул кофе.

Джейми произнес:

— Нельзя допустить, чтобы они раньше нас добрались до реки.

Откуда у Джейми столько сил?

— Джейми, ради бога, Джейми…

Эндрю удалось поставить кружку обратно, не уронив.

Теперь руки безвольно лежали на столе.

— Эндрю, до Коббова брода не больше пяти часов. Всего пять часов. Дай лошадям отдохнуть часок, если без этого никак. Мы смогли бы переправиться еще до ночи.

Эндрю хотелось, чтобы сейчас тут оказалась Шарлотта. Она всегда знала, что делать. Когда они только поженились, ему это не нравилось. До чего же несправедливо он с ней обходился.

Когда Джейми постучал по столу, Эндрю поднял голову.

— Нельзя теперь давать слабину.

Хриплым голосом Эндрю отрезал:

— Черт меня побери, если я стану слушать советы сопливого мальчишки!

Стоило Джейми выйти из кухни, как Эндрю положил голову на стол и закрыл глаза.

Люди расседлали коней и хорошенько растерли. Затем сняли с себя мокрую одежду и разложили на солнце сушиться. А сами заползли в стойла и на сеновал спать.

Два стервятника кружили в вышине, разглядывая странные цветы на земле из исподнего белья.

К вечеру того дня все проснулись, надели высохшую одежду и заменили капсюли в пистолетах. Разведя костер на дворе фермы, сварили там половину окороков хозяина и три бушеля картошки в большом котле, где шпарили свиные туши. А потом принялись вылавливать оттуда свой ужин вилами.

Сыто рыгая, разожгли трубки. Старшина сказал:

— Не думал, что мы сюда доберемся.

— Может, стоит остаться и завести тут хозяйство, — ответил кто-то.

Эндрю все еще не показывался из дома. Джейми Фишер, видно, уехал на разведку. Ясное небо, усыпанное звездами, порой прорезали метеоры.

Кассиус сыграл «Путешественника из Арканзаса» и «Солдатскую радость», молодые солдаты принялись отплясывать джигу и хорнпайп, кружа друг друга по двору возле амбара под яркими звездами.

На рассвете сели на коней, и через несколько часов плато оборвалось на краю туманного моря. А на другом конце туманного покрывала, всего в двух милях, плато продолжалось уже в Конфедерации Штатов Америки.

— Если бы мы могли пройти по этому туману, — сказал Эндрю Раванель.

— Уж если тебе под силу ходить по водам, то почему не по туману? — пробормотал Джейми.

— Прости меня, Джейми. Я не должен был говорить того, что сказал.

— Ты такая свинья, Эндрю.

— Старина Джек оставил на мне свой след. Но не сомневайся, я шагу без тебя не ступлю. Подожди только еще немного. Через несколько часов мы будем дома.

Хотя Джейми Фишер не ответил, напряжение немного отпустило.

Дорога вела с плато на вспаханное поле возле реки Огайо. Всходы еще не показались на темно-коричневой земле.

У Коббова брода Огайо была около мили шириной: мелководье до острова Маклина, за которым оставалась протока поглубже. Невысокий островок протянулся на две сотни футов, на берегу плавник вперемежку с кустарником. По низкой воде фургоны могли перебираться на берег Конфедерации, не замочив дна, но в половодье река была судоходна от Питтсбурга до Нового Орлеана, и пароходы с низкой осадкой и колесом на корме толкали баржи по протоке.

Этим утром остров был невидим в тумане.

Джейми Фишер натянул поводья. К Коббову броду вело множество следов копыт и колес. С острова доносилось лязганье лопат.

Эндрю глянул на следы.